Карета качнулась вперед-назад — кучер натянул удила, чтобы остановиться, но лошади по инерции еще немного потоптались на месте. Наташа выглянула в окно, дворец был погружен во мрак, казалось, в нем никто и не жил. Наконец, кучер открыл дверцу и разложил лесенку. Потом он подал Наташе руку и помог сойти вниз. К ней тут же с подсвечником на три шпажки вышел дворецкий и попросил следовать за ним.
Наташу провели по темным коридорам в правую часть дворцовой пристройки, которая, как потом она узнала, называлось Арсенальным каре. Там располагались комнаты фрейлин, выходившие окнами на плац, пустынный и грустный. Наташе предложили выбрать любую, все они были готовы к приему, но она так устала с дороги, что ответила: «Мне все равно». И поэтому ее оставили в ближней к парадной зале. Дворецкий зажег подсвечники на камине и разжег огонь, затем он вежливо пожелал ей спокойной ночи. Наташа хотела было узнать у него, есть ли еще кто во дворце, но передумала и лишь попросила поставить кресло ближе к камину. Она чувствовала себя неуютно в холодной комнате, да и положение ее здесь представлялось ей отчасти сомнительным.
Наташа не заметила, как уснула. Когда камин разгулялся и стало тепло, она позволила себе спустить ноги с кресла и поглубже завернуться в большой плед. Ее сморило, и утром Наташа так и проснулась, укутанная до подбородка и сидя в кресле.
Утро уже вовсю занялось, и в свете солнца Гатчинский дворец уже не казался Наташе таким уж мрачным и устрашающим. Она встала и оглянулась. Вода в большом кувшине еще не остыла, но приобрела тот освежающий градус, который скорее тонизировал, чем холодил. Наташа умылась над фаянсовым тазиком, у небольшого зеркала поправила прическу. Выйдя из комнаты, она все же надеялась уловить хотя бы малейшие признаки присутствия других людей, но повеселевший от солнца дворец оставался, по крайней мере внешне, столь же необитаем.
Наташа прошла обратным ходом через греческую галерею и из-нее на улицу. «Дни поздней осень бранят обыкновенно, но мне она мила… красою тихою, блистающей смиренно» — вспомнились строки великого поэта, чуткого ко всему прекрасному. И вдруг оказалось, что Гатчина — чудесный уголок среди тихой природы. Наташа глубоко вдохнула, впитывая аромат чуть прелой травы и хрустких разноцветных листьев. Небо над ней было голубым и прозрачным. Наташа запрокинула голову и не обратила внимания на шаги, очнувшись лишь тогда, когда знакомый голос нежно произнес: «Я бесконечно рад видеть вас, Натали…»
Александр стоял перед нею, еще жаркий с дороги. Он выехал на рассвете и гнал лошадь, чтобы успеть появиться во дворце до Наташиного пробуждения. Он мечтал сделать ей сюрприз. Наверняка она томилась опасениями всю ночь, не понимала, для чего ее привезли сюда. Наташа видела его возбуждение и страстность, делавшие цесаревича красивым и мужественным. За ним недаром ходила слава самого привлекательного царственного отпрыска в Европе. Наташа смутилась. Сейчас Александр был похож на завоевателя, преодолевшего невероятные препятствия на пути к хорошо вооруженной крепости, где в тайной башне пребывала в заточении дама его сердца. И при мысли, что этой дамой, скорее всего, была она сама, Наташе сделалось дурно. Не об этом она мечтала все эти дни, но именно этого опасалась.
— Ваше высочество, — Наташа грациозно присела перед ним в глубоком и уважительном поклоне.
— Натали, я счастлив, что успел вмешаться и что с вами ничего не случилось.
— Мне что-то грозило?
— Я примчался, едва лишь узнал о планах императора.
— Так вы хотите сказать…
— Увы, — покачал головой Александр. — Я не составлял того письма, Натали.
— И все это — нелепый розыгрыш? — ужаснулась Наташа.
— Да, но, к сожалению, не. такой невинный, как тот, что затеяли мы.
Его величество?.. — догадалась Наташа. — Итак, мы раскрыты? И что же нас теперь ждет — Алексеевский равелин или ссылка?
— Натали, поверьте, вам нечего опасаться. И… давайте пройдемся, — вдруг предложил Александр. — Такое чудесное утро. Вы никогда не гуляли в здешних парках? Прошу вас, — Александр предложил ей руку. — Вот увидите, слухи о мрачности Гатчины явно несправедливы. Чудеснейшее место в любое время года! Зимой вокруг Гатчины великолепная охота, летом катанье на прудах. А осень… это время года здесь особенно прекрасно. Идемте, прошу вас! Составьте мне компанию перед завтраком, раз уж обстоятельства свели нас вместе в этом приюте покоя и уединения.
— Хорошо, — после паузы согласилась Наташа и приняла предложенную ей наследником руку. — Мне, пожалуй, стоит прогуляться, прийти в себя. Ваша новость потрясла меня.
— Вот и славно, — восторженно отозвался Александр и повел ее по боковой дорожке в глубь парка, который завораживал своей тишиной и величественностью.
— Здесь и в самом деле очень красиво, — первой решилась нарушить молчание Наташа.
— Летом парк другой и тоже прекрасен, — с удовольствием принялся рассказывать Александр. — Когда-то к здешним пихтам и елям насадили огромное число лиственничных пород. При этом рельеф пейзажа остался прежним, а цветовая гамма усилилась.
Наташа кивнула. Трудно было не оценить роскошное буйство красок парка, в котором в естественной среде золотились и багрянились могучие дубы и ясени, пышные липы и вязы, рассаженные по берегам убранных в каналы ручьев и речушек. Александр провел ее по выгнутому каменному мосту с ажурной чугунной оградой, и далее по насыпной дорожке вдоль озера они пришли к очаровательному белому павильону, от которого к воде вели две похожие на большие балконы террасы.
— Входите, Натали, — Александр ввел ее в павильон мимо обнаженных скульптурных Венер.
Наташа осмотрелась: стены павильона украшали панно с гирляндами цветов и пылающими колчанами стрел. Плафон венчала живописная композиция — гимн телесной любви слагался из подвигов Венеры и усмешек шаловливых амуров.
— Как называется это место? — тихо спросила Наташа, догадываясь, какой ее ждет ответ.
— Остров Любви. Мы с вами в храме Любви, это павильон Венеры, точная копия Трельяжа, построенного в парке Шантильи под Парижем.
— Очень мило, — улыбнулась Наташа и, вдруг почувствовав, что сейчас цесаревич бросится объясняться ей в любви, резко сменила тему разговора. — А почему Его величество передумал? Ведь, думаю, вряд ли Он планировал развлекать меня прогулками?
— Натали, — Александр указал ей на одну из скамеек, предложил присесть, а сам остался стоять перед ней. — Отец только производит впечатление человека с каменным сердцем. На самом деле, он очень добр и не лишен сочувствия.
— Неужели Его величество подумал и о моих чувствах и решил пощадить их?
— Отчасти, — смутился Александр. — Но прежде всего Он принял во внимание мои чувства.
— Что Вы хотите этим сказать?
— Мы долго разговаривали, и, в конце концов, мне удалось убедить Его в том, что наши чувства искренни. И тогда в наше распоряжение был представлен целый дворец. Если вы не готовы принять этот подарок, мы можем тотчас вернуться в Петербург, но тогда наш заговор будет раскрыт окончательно.
