К сожалению, этот кошмар был лишь началом разыгравшейся позднее трагедии.
Глава 10
Наконец Медик подошел и к Рэму. Красавец действительно сильно вспотел, крупные капли покрывали его мускулистую грудь и, собираясь, струйками стекали на стул, можно было сказать, что парень сидел в луже не только в переносном, но и в буквальном смысле выражения. Рэм жалобно щурился, часто моргал, отвечал сбивчиво, слегка заикаясь. «Этот жлоб труслив как заяц. Хотя не стоит обижать симпатичного зверька, сравнивая с этим сгнившим изнутри и смердящим теперь нестерпимой вонью отбросом». Вслух же Роман почти по-дружески предложил:
— Ты напрасно так боишься меня, Рэм. Просто расскажи мне, что ты делал двадцатого мая, шаг за шагом, движение за движением. Я с большим интересом выслушаю тебя. Кстати, именно об этом мне только что поведала твоя подружка.
— Я не помню, что это был за день, это же так давно было. Даже не знаю… что говорить.
— Хорошо. Не будем тратить время на уговоры, а освежим твою короткую память.
В руке Романа появился шприц, набирая лекарство из ампулы, он спокойно продолжил:
— Несколько уколов, и ты, Рэм, сможешь в точности, без малейших ошибок, восстановить все, что произошло с тобой за последние полгода, а уж последний месяц распишешь по минутам!
— Что?.. Не надо… Не надо!
Рэм побледнел, захрипел, застонал, начал извиваться, но веревки были прочны, к тому же к стулу решительно приближались трое громил — сопротивляться глупо… Рэм обмяк и затрясся, к каплям пота добавились градины слез.
— Не бойся, Рэм, это всего лишь уколы — раз, и все, кстати, это безобидный новокаин. Но вот если и он не улучшит твою память, боюсь, придется принять более жесткие меры. Расстегни ему ширинку, Сом, и стащи штаны до колен.
Одного укола в пах было достаточно, чтобы развязать язык красавчику. На самом деле было не так уж и больно, к тому же сам новокаин является обезболивающим средством, и вроде бы ничего страшного пока не произошло. Но Рэм уже давно понял, что с ним не играют, получив последнее недвусмысленное предупреждение, он сам себя поразил удивительным красноречием: откровения полились из него, как вода.
Он кричал, вопил, срывая голос, что они с Виткой действительно убили ее, эту чистоплюйку! Она им надоела, намозолила глаза, заносчивая такая, недотрога!
— Строила из себя вечно, выпендривалась! Была бы как все, не высовывалась и жила бы… Принцессой местной себя возомнила, Золушка гребаная!.. Да, она мне отказала, и не раз! Да, задело! И не такие королевны за счастье считали лечь под меня, а эта сука… И мою девку не уважала — смотрела на нее сверху вниз, со снисхождением. Ухмылочка такая, мол, никакой прикид не поможет — как была мышь серая, так и останешься… Мы тогда на дискотеку поехали, потом в бар, оторвались по полной программе. На проспекте эту «звезду» встретили — она, видите ли, у больной подружки засиделась, такая правильная, такая добренькая, до омерзения, вслед посмотришь — и то своротит! А главное, Витка сказала, что эта сучка пронюхала про наркоту и грозилась заложить нас в ментовку! Витка ей наплела, что мы завязываем, но этой принципиальной стерве мало ли что в башку стукнет! На чердаке у Витки мы по самокрутке выкурили, нюхнули малость, потом трахаться начали — это было убойно! Витка — класс, секс-машина. Часа три кайф ловили… Потом решили, надо грохнуть ее, эту курву, пусть сдохнет добродетель ходячая…
Проспавшись, струхнул, думал, не смогу. Но Витка отступать не собиралась, и я не жалею, что овцу эту замочил. А потом, знаешь, это оказалось просто, совсем просто…
«Просто, говоришь, скотина. Ну теперь ты сам хлебнешь с лихвой этой простоты. Посмотрим, как тебе это понравится», — все внутри Медика кипело, он с трудом сдерживался.
* * *
Танюшка так и не призналась, кто с ней позабавился. Не смог Роман разузнать это и через свои каналы. Казалось, святой дух коснулся его сестры, ах, если бы это было так… Как обезумевший, метался он тогда, беспомощный при всех своих значительных возможностях, но так и не нашел подонка.
Когда он показал сестре фотографию, полученную от загадочного NS, глаза девочки расширились, затуманились, малышка едва не потеряла сознание. Он не хотел больше мучить ее, ведь теперь он знал все, что ему было нужно. Но девочка наконец ожила, разрыдалась у него на плече, дав волю чувствам, и выложила все, что так долго хранила от посторонних, что отравляло ее детскую, по-прежнему невинную, несмотря ни на что, душу.
Брат был прав — у нее не было ребят, она вообще пока не обращала на них никакого внимания. ЕГО же увидела случайно посреди улицы и словно остолбенела. ОН показался ей удивительным, таким идеально красивым, что подобного невозможно было даже представить. Таня влюбилась, влюбилась до беспамятства — это было то самое, первое, чистое, глубокое, неповторимое чувство, которое может возникнуть лишь в душе невинного ребенка. И ОН, конечно, казался ей воплощенным совершенством: волшебно красивый, ОН не мог быть плохим, не мог иметь никаких отрицательных черт, ОН должен был быть самым добрым, самым честным, самым благородным, самым смелым — именно это ей подсказывало ее нежное ослепшее сердечко. Даже смотреть в ЕГО сторону малышка стеснялась. Она полагала, что недостойна ЕГО, что ОН никогда не обратит на нее внимания. Она же бережно сохранит в душе свою чудесную любовь и никогда не будет испытывать ничего подобного по отношению к другому мужчине.
К той самой злополучной школьной дискотеке Роман отнесся легкомысленно, был уверен, что школьные стены надежно защитят сестру, тем более все местные хлыщи знали, что приближаться к Танюшке — значит лезть на рожон. В тот вечер она, как обычно, самозабвенно танцевала в кругу своих подружек. Вдруг рядом с ней оказался ОН, видимо, кто-то провел ЕГО по пригласительному. Танюшка закомплексовала, приостановилась. Неожиданно при первых же аккордах медленного танца кто-то бойко взял ее за талию и прижал к себе. Несмотря на то что свет выключили, она вдруг поняла — это ОН. Таня была счастлива, безмерно счастлива!
Терпкий запах алкоголя не смутил ее, ведь был праздник, а ОН взрослый — ему уже лет девятнадцать. Это был чудеснейший танец, под звуки ее любимой мелодии они плавно двигались к центру зала. ОН прикрыл ее от посторонних глаз своим мощным телом и нежно поцеловал в тонкую шейку. Она спрятала свое лицо у него на груди и выглянула лишь однажды, чтобы увидеть удивленные лица потерявших ее девчонок. Конечно, разве им может прийти в голову, что ее украл Прекрасный Принц, что сейчас она растворилась в объятиях любимого, что мечта ее сбылась и она парит в сладкой неге любви, без остатка отдаваясь великому чувству?!
Любимый шепнул, что пора прогуляться, они как раз оказались у черного хода. «Чудо! Чудо! Чудо!» — ликовала девочка. Она ЕМУ понравилась. В этот счастливейший миг она не думала ни о чем, ничего не боялась — ее Принц с ней! Сказка стала явью!
Они шли по аллее, накрытой сумерками. Вечер был теплым, безветренным, но Танюшке послышалось, что листочки на деревьях зашелестели, и было в их слабом трепете нечто неестественное, настораживающее… Любимый держал ее за талию, затем его крепкая рука скользнула ниже. Для девочки все это было впервые, она волновалась, слегка дрожала, но обидеть любимого отказом никак не могла. Она ничем не могла огорчить ЕГО — любая тень на дорогом лице заставила бы тогда ее сердце остановиться от горя.
