— Как ты думаешь, нас отправят в Сибирь, в Шлиссельбург или вслед за стариком — в даль беспросветную?
— Ты отлично знаешь, что я тебе на это скажу, — отмахнулся от его шутки Репнин.
— Так нечестно, игры не получится. Я думал — это ты у нас будешь оптимистом, а я — пессимистом.
— Если нас не прикончит рота солдат, это сделает моя сестра.
— Без обид, Миша, но я предпочел бы роту солдат.
— А я слышал, в Сибири природа потрясающая…
— Да?! — хмыкнул Корф. — Жду не дождусь случая в этом убедиться.
— А я бы хотел дождаться только одного — свидания. Ведь приговоренным полагается исполнение их последней воли.
— Надеюсь, ты говоришь не о владелице того платка, который едва не стоил тебе лица и нескольких переломов? Если бы я знал, что ты рискуешь из-за нее, я бы основательно подумал, прежде чем бросаться тебе на помощь.
— Ты ревнуешь?
— Это смешно!
— Тогда за что ты так ненавидишь Анну?
— За то, кем она является. Вернее, за кого себя выдает.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я поклялся, что никогда не выдам ее тайны, но раз уж ты больше ее не увидишь…
В двери противно заскрипел ржавчиной ключ. Корф замолчал, и оба друга в оцепенении посмотрели на дверь. Она распахнулась, и в камеру вбежала Наташа.
После разговора с Александром она вдруг так остро ощутила всю бессмысленность своей надежды на помощь наследника и милосердие императора, что поняла точно и бесповоротно — она лишь теряет время. И мысль о том, что ей, быть может, уже не суждено увидеть брата, сделалась невыносимой и пугающей. Наташа тотчас собралась и отправилась в крепость — она хотела упасть в ноги начальнику тюрьмы и просить его о снисхождении — о встрече с братом. Но известного ей прежде полковника Заморенова на месте не оказалось. В его кабинете Наташу встретил помощник начальника Писарев.
Он был, очевидно, моложе Наташи, но его прожженный взгляд не оставлял ей ни малейшего повода на положительное разрешение просьбы. И все же Наташа попыталась предложить ему деньги.
— Да как вы смеете, сударыня! — с чрезмерным возмущением вскричал Писарев, брезгливо отодвигая ее руку с сумочкой, в которой лежали ассигнации. — Я — дворянин! Уберите это!
Наташа почувствовала усталость и отчаяние, как вдруг Писарев вкрадчиво сказал:
— Как вы могли решиться прийти сюда, сударыня? Тюрьма — не место для таких красивых девушек. А вы необычайно красивы, княжна…
Его намек был столь прозрачным, и вдобавок поручик подкрепил свои слова вполне понятными движениями, что Наташа задрожала. Она собралась сыграть на отвратительных желаниях этого негодяя, но уже через минуту поняла, что Писарев — не из тех, кто позволит себя обмануть хорошенькой девице.
— Где же ваше ложе любви? — полушутливо, но очень испуганно спросила она почти сблизившегося с ней Писарева.
— А мы люди простые, сударыня, — гадко улыбнулся он. — Обходимся без ложа и без любви…
От посягательств поручика ее спас только приход Заморенова, вернувшегося из Зимнего в сопровождении порученца Шубина.
— Что здесь происходит? — грозно спросил Заморенов.
— Господин полковник! — подтянулся Писарев, успев провести ладонью по ножу для бумаги, лежавшему на столе. — Она меня ранила! Она хочет устроить побег поручику Репнину!
— Ложь! — вскричала Наташа. — Я лишь хотела повидаться с братом! А этот мужлан домогался меня!
— Господин полковник! Это заговор!
— Молчать! — велел ему Заморенов. — Сударыня, действительно ли ваш брат — Михаил Репнин?
— Да.
— Вы увидитесь с ним, сударыня, кивнул Заморенов.
— Но, господин полковник… — начал Писарев.
— С вами, Писарев, я поговорю позже! А вы, сударыня, мужайтесь. У меня приказ императора. Ваш брат сегодня будет казнен…
Заморенов не договорил — Наташа стала оседать на пол.
— Воды! Скорее! — крикнул Заморенов, подхватывая ее.
— Не стоит беспокойства, все в порядке… — прошептала Наташа. — Я хочу видеть брата…
И все же она отпила немного из кружки, принесенной Шубиным, и, пошатываясь, пошла вслед за Замореновым, показывавшим дорогу к камере, где сидели ее брат и Корф.
— Миша! — Наташа бросилась брату на шею, едва охранник открыл дверь.
— Наташа! — Репнин встал ей навстречу. — Этого не может быть! Что ты здесь делаешь?
— А главное, что вы здесь делаете? — ядовито спросил Корф у Заморенова. У Владимира был наметанный глаз, и он узнал в вошедшем полковнике того самого польского старика, с которым они так трогательно беседовали перед его мнимой казнью. — Интересно, Мишель, здесь все казненные воскресают?
— Я должен просить у вас прощения, господа, за давешний спектакль, — сказал Заморенов без лишних объяснений. — Такова моя работа. Я отношусь к вам с большим уважением, но, к сожалению, мои рекомендации не оказали никакого влияния на решение императора…
— Можете не продолжать. Дальнейшее нам известно, — прервал его объяснения Корф.
— Приказ должен быть приведен в исполнение немедленно, — Заморенов говорил, отводя глаза в сторону. — Пора идти, господа.
— Подождите! — вскричала Наташа.
— Не надо, Наташа, — мягко попросил Корф. — Не терзайте себя и не лишайте мужества Михаила.
— Я прощаю вас, Владимир, — прошептала Наташа, торопясь обнимать брата.
— Если бы я мог простить самого себя…
В камеру вошел караул. Заморенов взял Наташу под руку и отвел от брата.
Он не оставлял ее и по дороге во двор, но к месту расстрела не пропустил — не положено. Наташа, шатаясь, осталась стоять у караульной будки, опершись на полосатый шлагбаум, — слезы лились из ее глаз градом, соленые и большие. А Михаила и Корфа уводили все дальше, куда-то за строй солдат в самом дальнем углу крепостной стены. Наташа слышала, как Писарев читал приказ, — в крепости слова были слышны издалека грозным, но ясным эхом.
— По высочайшему повелению Его Императорского Величества, Государя императора и Самодержца всероссийского, царя Польского…
— Готовсь! — раздалась команда ведущего расстрел.
По душе и сердцу противно скребнули затворы винтовок. Наташа снова почувствовала дурноту…
В это мгновение у караула спешился всадник. Он выхватил у солдата ружье и выстрелил в воздух, привлекая к себе внимание. Наташа вздрогнула и очнулась — перед ней стоял цесаревич.
— Где они? — крикнул он Наташе.
— Их вывели во двор, — только и смогла проговорить она, ослабевшим от волнений и горя голосом.
— Надо отменить казнь! У меня приказ императора!
