Выждав еще какое-то время, Забалуев перевел дух. На этот раз ему удалось отодвинуть момент встречи Лизы и Андрея. Этот ход остался за ним!
— Мария Алексеевна, позволите? — чуть заискивающе спросил Забалуев, проникая в кабинет Долгорукой.
— О, Андрей Платонович! Заходите, заходите! Что же вы мнетесь в дверях, спаситель вы наш?! Да не тушуйтесь — спаситель, спаситель! Какие новости? Надеюсь, такие же хорошие, как и те, что вы нам вчера принесли?
— Увы! Обижен, оскорблен до глубины души — меня обвинили в убийстве!
— Вас? Святого человека? Спасителя Лизы?
— Воспитанница барона Корфа подозревает, что я убил Ивана Ивановича…
— Да кто она такая?! И как она смеет?!
— Хотя лично я думаю, что это сделал сам Владимир. Я даже пригласил исправника его арестовать.
— А вот это вы явно хватили лишку, Андрей Платонович, — неодобрительно покачала головой Долгорукая.
— Возможно, но в свете нашей тяжбы…
— Да, кстати о тяжбе. Вот, полюбуйтесь-ка на эту запись, — княгиня поманила к себе Забалуева пальчиком и постучала овальным ноготком по расходной книге. — Черным по белому написано — долг выплачен! И главное страницы все прошиты и пронумерованы.
— Может, в печь ее? — Забалуева перекосило от злости.
— Подозрительно будет, если книга вдруг исчезнет. Особенно теперь, когда Владимир потребовал сам лично взглянуть на нее. Да и Андрей — принесла же его нелегкая! — видел книгу сегодня у меня на столе.
— А подчистить?
— Пробовала — заметно.
— А вы, поди, ножиком скребли? Вот-вот! А моя двоюродная тетка свой возраст в документах на десять лет убавила. Помнится, сырой картошкой выводила.
— И что же — не заметили?
— Муж до сих пор не знает.
— Ловкая у вас тетка! Дайте-ка я Татьяну позову. — Долгорукая ради такого случая не поленилась — поднялась и с силой потянула за шнур у двери, соединенный со звонком в комнате для прислуги.
Забалуев на всякий случай ловко закопал книгу под какие-то бумаги на столе и, как не в чем ни бывало, принялся расхаживать по кабинету. Скоро в кабинет влетела Татьяна и с порога кинулась барыне кланяться.
— Да ладно, виделись уже, — нетерпеливо остановила ее Долгорукая. — Ступай-ка на кухню да картошки мне очисти и на блюде принеси. И не спрашивай — что, для чего. Делай, как тебе велят и побыстрее!
Татьяна кивнула и поспешила исполнять.
— Ох, Андрей Платонович, если и в самом деле поможет, то я, пожалуй, и сама выйду за вас замуж.
— Я, конечно, возражать не стану, но, боюсь, что после случившегося вы не только сами на меня не посмотрите, но и передумаете выдавать за меня Лизу.
— О чем это вы, Андрей Платонович? Вы — такой герой, а какая же мать за героя не выдаст свою дочь?
— Ах, Мария Алексеевна, никакой я не герой! — повинно склонил голову Забалуев.
— Не прибедняйтесь!
— Увы, я должен открыть вам ужасную тайну. Я — виновник всего того кошмара, который обрушился на вашу семью. Если бы не мой поступок, ничего не случилось бы.
— Да говорите прямо, Андрей Платонович!
— Это не просто, Мария Алексеевна. Выслушайте и попытайтесь меня понять!
— Я — вся внимание.
— Как вы знаете, я ждал Елизавету Петровну — все ждал и ждал. А когда она появилась, представьте, вместо того, чтобы извиниться за свое опоздание, она вдруг принялась на меня кричать! И такими словами стала называть, что я покраснел. Я и подумать не мог, чтобы воспитанные барышни знали такие слова. Она повела себя крайне, крайне неуважительно. Я бы даже сказал: непочтительно и грубо.
— И что же вы?
— Я ведь человек — войной контуженный, я, когда разойдусь, так бываю несдержан. Вот и вышел из себя…
— И?
— Повинен, матушка, — ударил ее! Елизавета Петровна бежать бросилась, да разве ее, молодую, догонишь? Татьяна — и та не угналась. Боже, как я раскаиваюсь! Я совершил ужасный, непоправимый поступок! Мария Алексеевна, сможете ли вы когда-нибудь меня простить?
Забалуев был так убедителен в своем раскаянии и так удрученно сокрушался, что Долгорукая поспешила его утешить.
— Вы — удивительный человек, Андрей Платонович! Принимать на себя чужую вину! Я просто восхищаюсь вашим благородством.
— Так вы не сердитесь?
— С чего бы вдруг? И я на вашем месте непременно проучила бы негодную девчонку. Вы поступили, как мужчина и муж, которому я смело могу доверить будущее своей дочери.
— Княгиня! — Забалуев бросился облобызать ее ручку.
— Барыня, вы картошку просили, — Татьяна вернулась с серебряным блюдом, на котором лежали несколько свежеочищенных картофелин.
— Поставь на стол и ступай отсюда, не задерживайся. — Долгорукая моментально спровадила Татьяну и принялась за подчистку книги. — Не очень-то получается. Может, чернила похуже или картошка у вашей тетушки была другая?
— Голландскую нужно. У ней клейкость лучше.
— Где ж ее взять-то, голландскую?
— Позвольте-ка мне, я вам помогу. Сейчас мы ее…
— Маменька! А чем это вы здесь занимаетесь? — раздался от двери голос Лизы.
— Я… — растерялась Долгорукая. — Лизонька… Да вот беседуем с твоим женихом.
— Да, — кивнул Забалуев, тут же бросив картофелину на блюдо.
— Андрей Платонович любезно согласился оценить новый сорт картошки.
— Замечательная картошка, Мария Алексеевна. За урожай можете не беспокоиться.
— Зачем ты встала из постели, моя милая? — Долгорукая поднялась из-за стола и подошла к Лизе. — Посмотри на себя — ты же еле на ногах стоишь!
— Маменька, — Лиза выглядела испуганной и была очень бледна, — я проснулась — никого нет. Я хотела найти Соню или Андрея, спустилась сюда. А в коридоре на меня напал цыган!
— Цыган? Ну, какой цыган, Лизонька, — по тону было понятно, что княгиня всерьез обеспокоилась душевным здоровьем дочери. — Видать еще не поправилась — в последнее время тебе все какие-то страшные сны снятся. То Владимир Корф тебя из леса вынес, то теперь цыган напал. И где — в нашем доме!
— Это никакой не сон, маменька! Я видела его так же, как вас сейчас перед собой вижу!
— Ну, и каков он из себя? — понимающе улыбнулся Забалуев.
— Ужасный человек — глаза горят, волосы черные, и седая прядь надо лбом.
— Страшная картина, очень похожа на те сказки, которыми Сычиха пугает.
— Маменька!
— Ну, полно, полно, не смеюсь я, — пожала плечами Долгорукая. — И что же он хотел от тебя, этот цыган?
