Владимир был настолько эгоистичен, что даже не подумал о том, что будет дальше. Остановила бы их свадьба старую княгиню? Что делать с переполнявшими его чувствами к Анне? Господи, он совсем забыл об Анне, ведь обещал же Оболенскому передать ее в труппу императорских театров. Пора уже перестать жалеть себя и поторопиться, пока еще он здесь хозяин.
Вернувшись, Владимир первым делом велел позвать к себе Анну. Когда она вошла в кабинет, приступил к разговору сразу без лишних церемоний и объяснений.
— Я принял решение продать вас директору императорских театров. Вы поедете в Петербург и займетесь актерским ремеслом! Так хотел отец. И я считаю это справедливым. Я виноват перед вами. Княгиня Долгорукая не оставила мне времени оформить вашу вольную, уже завтра поместье и все крепостные перейдут в ее собственность. Но сделку купли-продажи я смогу подтвердить и после ее совершения. А господин Оболенский, я уверен, сам освободит вас. Вы отправитесь в Петербург сейчас же — собирайтесь.
— Как понимать такую перемену в вашем поведении?
— Нет-нет, не заблуждайтесь, я не освобождаю вас — продаю за немалую сумму. Я нуждаюсь в деньгах. И поэтому вы по-прежнему имеете полное право считать меня чудовищем.
— Благодарю вас, но, если честно, меня пугают столь резкие перепады в вашем настроении.
— Сейчас вам надо бояться не меня, а Долгорукой. Уверен, что ей тоже придется не по вкусу обман, который сочинил отец, представляя вас повсюду своей воспитанницей. А учитывая ее пока еще необъяснимую для меня ненависть к нашему семейству, подозреваю, что месть княгини будет ужасна и обрушится, прежде всего, на вашу голову.
— Вы и в самом деле изменились?
— Поймите, Анна! Нелепая детская обида заставляла меня мучить вас! Я ревновал отца, мне казалось, что он любит вас больше, чем меня! Я мстил ему, обижая вас… Но сейчас я могу думать лишь об одном — как вернуть родовое поместье!
— Почему же вы не женились на Лизе? Ведь это тоже была воля вашего отца.
— Это было бы бесчестно. Я… влюблен в другую женщину. Без взаимности, к сожалению. Впрочем, не будем тратить драгоценное время на обсуждение этой темы. Вам надо спешить, Никита отвезет вас в Петербург, в наш дом. Вот письмо к Оболенскому, передадите его сами. И — будьте счастливы!
— Надеюсь, что и вы обретете свое счастье. Отчего-то мне кажется, что женщина, в которую вы влюблены, однажды тоже полюбит вас…
— Пустое, — безнадежно махнул рукой Корф.
Когда Анна ушла, он, не мешкая, занялся сбором самых важных вещей и документов. Слава Богу, все действительно ценное хранилось в городском доме: его письма отцу, боевые награды, расходные книги и драгоценности матери, то немногое, что не было еще продано или отдано в заклад. Уложив все в два больших саквояжа, Корф позвал Григория и велел срочно готовить коляску.
Во дворе Владимир в последний раз оглянулся на родной дом и едва сдержал слезы. Он больше не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать. Григорий отвез его в уездный центр. В гостиничных номерах он запил горькую и долго еще провалялся без памяти.
Анна тем временем тоже засобиралась, но выйти из комнаты не успела, в дверь буквально вломился управляющий. Карл Модестович был вне себя от злости, его распирало, лицо было красным, губы превратились в ниточку, и желваки гуляли на скулах.
— Значит, собралась, голубка? И куда же, изволь тебя спросить?
— В Петербург. Владимир Иванович отправляет меня в городской дом.
— Владимир Иванович, — издевательски передразнил ее Шуллер, — уже здесь больше не хозяин. И не ему решать, куда и зачем тебе ехать. И стоит ли ехать вообще.
— Что вы хотите сказать? — Анна вынуждена была отступить от двери — Шуллер силой отнял у нее саквояж и бросил на пол.
— А я вот сейчас все тебе подробненько объясню. И про Корфа, и про вчерашнюю ночь. Обмануть меня вздумала? За барской спиной спрятаться хотела? Да только не выйдет у тебя ничего, разбежались твои защитнички. Один в гостиницу съехал, не солоно хлебавши, другой бросил тебя, как девку приблудную, и в леса утек. Все! Одна ты. И теперь в полной моей власти. А сейчас мы попробуем сделать все то, от чего ты меня прошлой ночью отлучила.
— Не смейте! Не трогайте меня! — закричала Анна, пытаясь вырваться из объятий управляющего.
— А ну, оставь ее! — раздался от двери голос Репнина.
Управляющий от неожиданности отпустил Анну, и она сразу бросилась к Михаилу.
— И что же здесь происходит? — с грозной иронией поинтересовался Репнин, заслоняя собой Анну.
— Поступило распоряжение от барина, и я его выполняю.
— Никогда не поверю, чтобы барон Корф повелел вам ворваться сюда.
— Барон мне теперь не указ. А новый хозяин еще не прибыли-с. Так что пока я сам себе и указ, и хозяин.
— Вот я тебе сейчас покажу!.. — Репнин замахнулся на управляющего.
— Не надо резких движений, князь, — тихо сказал Шуллер, доставая из-за спины спрятанный за поясом пистолет. — А то…
— Михаил Александрович… — Анна едва успела схватить Репнина руку — он рванулся было навстречу угрожавшему ему Шуллеру. — Не стоит из-за меня рисковать. Карл Модестович прав — моя жизнь теперь в его власти. Уходите отсюда, пока не случилось худшего.
— Слышите, что вам дама говорит?! Она говорит, не надо! А то ведь и вправду, не ровен час — убью!
— Не убьешь! — горячился Репнин. — Тебе лишь мелкие пакости по плечу.
— А ты попробуй — дернись! Тогда и увидишь, смогу я тебя убить или нет!
— Умоляю вас, Михаил Александрович, — взмолилась Анна. — Это очень опасный человек! Карл Модестович, уберите, пожалуйста, пистолет. Не надо угроз, не надо крови — я остаюсь.
— Но я должен поговорить с вами, Анна! — растерялся ее уступчивости Репнин. — Наедине.
— Вот вам, наедине! — управляющий поднес к самому лицу Репнина большой кукиш.
— Послушайте вы, кретин! — сорвался Михаил. — Прекратите паясничать и лучше выслушайте меня. Я предлагаю вам сделку. Я заплачу — сколько захотите, чтобы вы оставили Анну в покое, пока я не выкуплю ее у нового хозяина.
— Вряд ли он захочет с вами говорить, — с сомнением покачал головой Карл Модестович.
— Сколько? — еще раз настойчиво повторил Репнин и уточнил. — Для вас. А за нового хозяина не волнуйтесь, он, как только меня увидит, сам мне все отдаст. По собственной воле, и еще приплатит. Итак?
— Михаил Александрович, — тихо сказала Анна, — этот торг мне неприятен.
— Анна, вы не правы. Даже Карл Модестович это понимает. Смотрите, герр Шуллер, этого хватит? Или добавить еще? — Репнин бросил на пол пачку ассигнаций — Модестович тотчас же кинулся их поднимать. — Значит, мы договорились?
— Господи, Господи, как же стыдно! — в отчаянии прошептала Анна.
