— Месье, — в гостиную вернулся Кристоф, — приехал вождь.
— А вот и он! — усмехнулся Корф. — Значит, будет бой…
Однако сражение было выиграно практически без боя — пока старшие офицеры «Суверена» наслаждались прекрасным пением Анны в гостиной дома нынешнего хозяина форта, воины Северино проникли на корабль, без сомнения расправившись с теми из матросов, кто оказывал им сопротивление, и уводя в плен тех, кто счел благоразумным сдаться раскрашенным в устрашающие цвета краснокожим дьяволам великого индейского вождя. А когда на корабле все было кончено, Северино вернулся в форт, и любезный хозяин, называвший себя «месье Сид», предложил всем офицерам собрать свое оружие и вручить его людям, которые наставили на них в окна свои винтовки.
После того, как все, кто остался в живых, были помещены под замок и под охрану индейских воинов в казармы, Северино потребовал от англичан выдать ему убийцу его воинов. И Владимир властным жестом остановил попытавшуюся было образумить Северино Анну — в этих краях действуют свои законы, и мы не вправе препятствовать свершению принятого здесь правосудия. Но мы же не можем вести себя, как индейцы, взмолилась Анна, и Корф, с минуту помолчав, попросил вождя дать ему возможность говорить с ним наедине. И после короткого разговора он вышел к озлобленному и горевшему от ненависти Блэру, ждавшему своей участи во дворе, и сообщил, что намерен стреляться с ним — за убийство своих друзей и нападение на его жену. Дуэль состоится завтра, на рассвете, а пока Блэра отвели в отдельный каземат, который когда-то служил загоном для скота и поставили к двери двух индейцев для охраны.
— Владимир, — в ужасе воскликнула Анна, услышав это решение, — что ты делаешь? Я не позволю тебе рисковать собой! Я не для того исколесила полсвета, чтобы, едва обретя тебя, потерять так просто и так нелепо.
— Это единственный способ придать мести смысл честного поединка, а значит — законности, — успокаивал ее Корф. — И потом, неужели ты всерьез полагаешь, что, став в свое время примерным семьянином, я разучился стрелять?
— Но я видела, как стреляет лейтенант! — возражала ему Анна. — И силу его меткости воины Северино узнали на себе!
Однако все уговоры оказались бесполезны — утром состоялась дуэль. Владимир стрелял первым, но Блэр даже не пошевелился и, дождавшись команды, произвел ответный выстрел в Корфа, после чего рухнул, как подкошенный — оказалось, его противник попал ему в грудь, в область сердца, но Блэр еще продолжал жить какое-то время и сумел ранить Владимира в плечо, по счастью — неопасно.
Удовлетворившись результатом дуэли, Северино спросил — что дальше?
И Корф, и Анна понимали: исчезновение корабля-разведчика только отодвинет на время исполнение захватнического замысла англичан, и тогда вождь предложил им свой план.
Плененные англичане были доставлены им в Сан-Франциско, где Северино убедил обитателей Президио, что заговор затевался против испанской короны, и всем арестованным немедленно был придан статус военнопленных, вследствие чего все они были заключены в местную тюрьму, а Северино был награжден за верность грамотой, дававшей индейскому союзу некоторые послабления против прежних ограничений территории и прав землепользования.
Владимир же с Анной и теми из его людей, кто решился идти с ним, перенесли на «Суверен» запасы пороха и вооружения и отправились на поиски британской эскадры, координаты которой были обнаружены ими на картах в каюте капитана Хатчема. Владимир затеял хитростью остановить англичан: «Суверен» должен был войти в гавань, где прятались их корабли, втянуть противника в ближний бой — Владимир был уверен, что, желая вернуть «Суверен», англичане пойдут на абордаж, а потом взорвать корабль-разведчик в самой гуще собравшихся вокруг него кораблей.
Этот Владимир, в поведении которого Анне чудились отблески славы «капитана Сида» был ей незнаком, но она восхищалась им и все время похода продолжала бороться за своего любимого. Она гордилась его отвагой, его военной смекалкой и решимостью, но замирала от ужаса, едва представив себе, чем может закончиться для Владимира этот бой. И лишь одна мысль не отпускала Анну — она проделала столь тяжелый путь, чтобы найти его, своего возлюбленного мужа, жизнь провела ее по таким немыслимым кругам отчаяния и боли, что невозможно было и представить себе, что она опять потеряет Владимира и на этот раз уже навсегда.
И накануне сражения Анна увидела ангела: не во сне — наяву, как будто он все время стоял за спиною Владимира, и лицо его кого-то смутно напомнило ей, но для Анны важнее было знать, что своим крылом посланец небес заслонил ее мужа от пули, и она с готовностью собиралась принять эту жертву от любого.
И когда отправленная Владимиром в шлюпке на берег Анна опять увидела перед собою порт Хакодате, она взмолилась, обращаясь к небесам — случайностей нет! А потом она увидела очертания знакомого корабля — это была «Америка», а рядом с нею пришвартованы были еще несколько кораблей, на мачтах которых развевался флаг Российско-американской компании. И среди тех, кто встречал ее на борту «Америки», Анна увидела Михаила Репнина…
Князь был более других потрясен ее рассказом, но не обмолвился и словом — ей рассказали офицеры с «Америки», что после того, как «Румянцев» вернулся на Аляску без нее, Репнин уговорил коменданта Родичева составить экспедицию по ее розыску и спасению. В Хакодате экипажи русских кораблей объединились и обыскали весь порт, найдя и мальчишку-рикшу и старика, который привел ее на чайный клипер, уходивший в Калифорнию. После чего составлен был план перехода в Сан-Франциско, но неожиданно Анна сама появилась в порту и поведала о захвате Корфом «Суверена». И тогда решено было выйти Владимиру на помощь.
И как ни просила, как ни умоляла Анна, капитаны кораблей отказались взять ее с собою. Анна осталась ждать их возвращения, и перед отплытием Репнин навестил ее. Он не знал, удастся ли ему увидеться с Корфом, он надеялся на встречу с ним, но сердце его было разбито, Анна чувствовала это по тягостному молчанию, которое он поначалу не мог преодолеть и которое ей самой казалось спасением от неизбежности объяснения с князем. Но к ее удивлению, поборов, наконец, гнетущую его боль, Михаил заговорил с нею ровно и ласково, точно с маленькой девочкой.
— Если жизнь чему-то и научила меня, так, прежде всего тому, что мечта не должна становиться реальностью, иначе она немедленно утрачивает свой смысл и значение. Я любил вас — и тогда, когда вы были начинающей актрисой Анной Платоновой, и когда стали княжной Анастасией Долгорукой, и после — баронессой Корф. Я любил вас и одновременно не вас, а свое чувство к той нимфе с божественным голосом, которая покорила воображение двадцатилетнего поручика и не состоявшегося поэта. Я любил вас и в своей обожаемой жене, которая оказалась к тому же вашей единокровной сестрой, и в своих детях, потому что вы — чудо, частица которого есть в каждом. И это чудо — любовь. Любовь, которая давала мне вдохновение жить, и повелевала моим поэтическим вдохновением. Я никогда не был к вам так близок, как в своем воображении, но когда я вознамерился и в реальной жизни сократить это расстояние до клятвы верности перед алтарем, судьба остановила меня на самом пороге церкви — вы слишком важны для меня, чтобы я мог позволить себе превратить ангела в домохозяйку…
