– Заходите, Максим, – пригласила я его, так как все деликатные вопросы уже задала.
– Вот, Макс! – не замедлила объявить впечатлительная Марина. – Произошло то, чего мы и боялись! О нас сплетничают все, кому не лень!
И она эмоционально пересказала супругу слова Антонины Саврасовой. Максим воспринял их куда более индифферентно, он только хмыкнул:
– Похоже, господин Марков умудряется доставать нас даже с того света, – посмеиваясь, заметил он.
– А при чем тут Марков? – поинтересовалась я.
– Да при том, что все это идет от него! Он же спать не мог спокойно, если видел, что у кого-то что-то хорошо. Вот и хотел повсюду внести смуту. Я на сто процентов уверен, что этот слушок пустил именно он.
– А Сева, между прочим, Маркову и в этом подражает, – добавила Марина. – Тот гадости говорит и делает – и этот туда же!
– Мне все больше и больше интересна эта личность по фамилии Гайворонский, – задумчиво проговорила я. – Его действия должны иметь какое-то основание, объяснение… И все это очень подозрительно – именно он, единственный из вас, поддерживал постоянные телефонные и письменные контакты с Марковым, именно он первым поднял всех на ноги и заявил, что Лев пропал. И еще одна нестыковочка – вы говорили, что он, фактически, – антисемит, а проявляет при этом такую теплую, даже почти нежную привязанность к евреям...
– Только к одному еврею, – уточнила Марина. – К Леве Маркову.
– И еще одно, – не слушая ее, продолжала я. – Алиби его надо бы проверить поосновательнее! И прочитать письма Маркова к нему. Может быть, в них он сообщает Севе что-то интересное? Хотя, если Гайворонский виновен в смерти своего друга, он вряд ли сохранил эти письма.
– Да вы что, Татьяна Александровна?! – искренне удивились и Марина, и Максим. – Вы подозреваете Севу?! Этого же не может быть! Просто не может быть – никогда!
– Я хочу прочитать письма Маркова, еще раз поговорить с Гайворонским и выяснить точно, где он был восьмого февраля, – упрямо стояла на своем я. – И, скорее всего, – я посмотрела на часы, – я сейчас поеду в краеведческий музей. Предлагаю вам отправиться со мной – так мне будет спокойнее за вас. И не бойтесь Горячего – у меня хорошая физическая подготовка, если что, я смогу вас защитить. Ну, и на крайний случай у меня есть пистолет.
– Ну, хорошо, – продолжая недоумевать, согласилась Марина, Максим же, в силу своей флегматичности, просто пожал плечами и пошел одеваться.
* * *
Краеведческий музей размещался в историческом центре города и представлял собой особняк девятнадцатого века, классического купеческого стиля. Музей, увы, в нынешнее время господства материальных интересов не пользовался особой популярностью у публики. Насколько мне было известно, его практически не финансировали, денежные вливания в него считались бесперспективными, и многие сотрудники покинули свое место работы. Трудиться там остался совсем небольшой штат, в основном, состоящий из женщин глубоко пенсионного возраста, убежденных интеллигенток. Дамы работали не за мизерную зарплату, к тому же, выплачивавшуюся нерегулярно, а, в основном, из любви к искусству, истории – словом, это был «культурный генофонд» города. А возглавлял это архаичное царство господин Всеволод Гайворонский.
– Кстати, – обратилась я к Заботкиным перед тем, как войти в здание, – Марков с Гайворонским переписывались по обычной почте? Не по электронной?
– По обычной, по старинке, – кивнула Марина.
– А почему?
– А потому, что вы не знаете Леву Маркова! – со смехом пояснил Максим. – У него же в Германии не было Интернета! Более того, у него и компьютера-то не было, потому что это дорого. А Интернет? Это же дополнительные расходы! Лева бы скорее удавился, чем пошел на такие траты. Это же ра-зо-ре-ние!
Последнюю фразу Максим произнес с несвойственной для него эмоциональностью, к тому же, с характерной картавостью, и я поняла, что он пародирует стиль речи покойного Маркова.
– К тому же, зачем ему компьютер, по большому счету, если он там целыми днями сидел за баранкой? – добавила Марина. – Здесь, правда, у него был компьютер, но Лева его продал перед отъездом.
– Что ж, это, видимо, существенно увеличило его капитал, – улыбнулась я, и мы прошли в музей.
Умиротворенная атмосфера, царившая среди застекленных витрин с экспонатами, действовала успокаивающе и никак не настраивала на жесткий разговор. Она, скорее, способствовала погружению в сонную медитацию, в размышления о бренности бытия, уносила мысли в глубину веков и заставляла всерьез задуматься о вечности. Кто знает, может быть, экстравагантность господина Гайворонского идет отсюда, от этих неживых предметов, которые, однако, многое могли ему поведать о мирах, весьма далеких от действительности? А отзываются о нем как о хорошем специалисте своего дела. Значит, он просто обязан жить не реальностью, навязываемой ему извне, а погружаться в эти древние миры, уже давно не существующие.
Я подошла к миниатюрной, по виду, очень интеллигентной женщине, в очках, с черными волосами и выразительными, полными почти что детской восторженности, глазами.
– Скажите, пожалуйста, где можно найти директора? – спросила я.
– Директора? Всеволода Олеговича? – с придыханием уточнила Дюймовочка. – Это по коридору, налево, а потом – направо.
И плавным жестом, похожим на взмах крыльев белого лебедя, она указала мне и моим спутникам дорогу. Мы поблагодарили музейную работницу и пошли в указанном направлении. Вскоре я открыла обитую кожей дверь, на которой красовалась отдраенная до блеска металлическая табличка «Гайворонский В.О.».
Директор музея сидел за столом и что-то сосредоточенно мастерил. Перед ним лежали клей, листки цветной бумаги, рядом громоздились какие-то дощечки, клещи и плоскогубцы. Он напевал себе под нос знаменитое «Семь сорок», немилосердно перевирая мотив. До наших ушей доносилось веселое: «Ня-а-няня-няня-няня-ня-а-няня...» При этом вид у музейного работника был довольным, как у ребенка, получившего долгожданную игрушку. Я подумала, что ему для полного счастья лишь недостает игрушечной железной дороги с чухающим по ней паровозиком – под столом.
– Добрый день, Всеволод Олегович, – вежливо обратилась я к директору, проходя в кабинет без приглашения.
Вслед за мной в кабинет просочилась и семейная пара Заботкиных.
Гайворонский удивленно воззрился на нас и церемонно спросил:
– Чем обязан такой внушительной делегации?
– Мы пришли поговорить все на ту же тему – об убийстве Льва Маркова, – объяснила я.
– Что, есть какие-то новости? – обеспокоенно спросил Всеволод Олегович, мгновенно оставив в покое свою поделку.
– Новости есть. Прежде всего они заключаются в том, что бандит Горячий терроризирует нас, – с укором в голосе сообщила ему Марина. – По вашей, кстати сказать, милости!
– И вы еще смеете говорить об этом?! – принимая невообразимо напыщенный вид, возопил Гайворонский. – По вашей милости погиб Лева, а то, что я сообщил об этом его брату, – цветочки по сравнению с вашим недостойными действиями!
