На его зов явился мощный мужчина, выше метра восемьдесят ростом, с добродушным, словно откормленным салом лицом.
– Яцек, дайне фрау… фюр Лев Марков, – сказал менеджер.
Богатырь нахмурил брови, взглянул на меня и спросил:
– Пани мовиц по-польску?
– Нет, могу чуть-чуть по-украински, – смущенно улыбнулась я, в Украине мне доводилось бывать не раз, и их национальная речь была мне все-таки немного знакома. К тому же, украинский все же ближе к русскому.
– Добже, Украйна, Польска, една мова, нэвельки розрожнення...
И поляк Яцек, видимо, тот самый, о ком упоминал Марков в своем письме Гайворонскому, пригласил меня пройти в соседнее кафе. Кое-как, используя знакомые нам обоим украинские слова, мы все же поняли друг друга. Яцек выразил свое сожаление в связи со смертью, как он назвал, Лео. Официальное сообщение о его гибели еще, оказывается, не успело дойти до Германии. Более того, Яцек крайне изумился, узнав, как именно погиб Марков.
– Вам, наверное, часто приходилось с ним общаться? – начала я задавать свои вопросы.
– Да, почти каждый день, – ответил поляк.
– Он вам рассказывал о России? Может быть, вы знаете, кому он туда звонил, с кем поддерживал связь?
– О, да! Был там такой человек, как это сказать... – Яцек поиграл руками в воздухе и виновато улыбнулся. – Странный! Лео даже в Баварию ездил из-за него, потому что тот его попросил. Он, вроде, король какой-то... Как ему кажется.
Я невольно улыбнулась, вспомнив одержимого своей манией величия Гайворонского.
– Да, я знаю эту историю, – кивнула я в ответ. – Но, может быть, был и еще кто?
– Да, он звонил какому-то парню, но как его зовут... – наморщил лоб поляк. – Мы не знаем. Лео никогда о нем не рассказывал. Даже как будто скрывал он это от всех.
– Зачем Лев ему звонил, вы тоже не знаете?
– Нет, – пожал плечами Яцек. – Хотя... Он все время спрашивал, как идут дела, и сильно досадовал. Лео вообще был нервный. Я и Ахмет – это мой друг из Албании – просили его пойти к врачу, но он говорил, что это дорого. И вообще, руками махал на нас... Ругался, говорил, что он – нормальный мужик. Хотя, мы просто хотели, чтобы он стал поспокойнее.
– А он с кем-нибудь общался здесь, кроме вас и своей мамы? Может быть, у него была женщина?
– О, нет, нет! Мы удивлялись, я даже говорил – найди ты себе, Лео, кохану паненку. А Ахмет как-то спросил: у тебя проблемы по этой части? Лео кричал очень громко, очень громко кричал! Потом Ахмет его пивом угостил, и он немного утих. И сказал нам, что немецкие паненки гроши любят, а ему жалко их тратить. Я говорю – зачем немку, можно польку, югославок тут тоже много... Все коханы, чернобровы. А он рукой махнул и говорит: в России жена так его любила, что, даже когда он ушел от нее, она всегда была рада его видеть и принимать у себя в кровати. Я спросил – а что ж ты с собой не взял жену? А он уже выпил много и зло так сказал, что, мол, продал он ее, за великие гроши! Ахмет спросил – ты что, сутенер? И тут такое началось! Лео с ним драться полез, мне пришлось их разнимать. Едва полицию не вызвали. Пришлось штраф заплатить хозяину кафе. Лео заплатил и после этого с нами месяц не разговаривал. А потом взял – и уехал. Так вот мы и... не помирились, – поник головой поляк.
– Зачем все же он поехал домой, вы не знаете? У него здесь были проблемы по работе?
– Нет! Працевал он добже, добже, – загутарил по-своему Яцек. – Только говорил, что у него тут мало грошей, а там его ждет бизнес. Бизнес, который даст ему великие гроши, очень великие! Он вообще очень любил гроши.
– Что за дело? – заинтересовалась я.
– Не знаю, не знаю. Никогда не говорил, скрывал. Только очень любил... как это... хвалиться очень любил, – снова смутился Яцек. – Говорил, что он гроши вложил в это дело, и оно должно теперь приносить доход. Мы еще удерживали его, говорили, что ты, мол, здесь и так все имеешь – квартира есть, машина, работа, – а он только улыбался и говорил, что там он не будет простым таксистом и грошей у него будет гораздо больше. Вот и все!
– Он не упоминал о том, где он собирался там жить?
– Нет, не говорил. Не любил, когда мы его расспрашивали, мы и перестали. Зачем, если человек не хочет говорить?.. Мы еще спрашивали поначалу – куда он девает деньги? Он не любил их тратить, мы удивлялись, спрашивали – может быть, ты копишь на что-то? Он тогда сказал, что отправляет их в Россию, чтобы потом получить больше. Мне надо идти, извините, – посмотрел он на часы. – У меня выезд.
Он подал мне свою огромную руку, я с некоторой опаской протянула ему свою, он откланялся и ушел. Мне оставалось только поехать в представительство Люфтганзы и купить билет на ближайший рейс в Москву.
В салоне самолета я предалась размышлениям. Итак, в Германии мне все же удалось узнать довольно-таки много. Но самой полезной, похоже, все-таки оказалась беседа с Горячим, который, похоже, действительно последним разговаривал со своим братом по телефону. Не считая, конечно, убийцы: тот, по всей видимости, находился в этот момент с Левой рядом. Никаких сомнений в том, что вздорный Марков вовсе не поссорился с какими-нибудь горячими кавказцами, – как предположил жених Ларисы Лиманской, и убийство не было случайным, – у меня не осталось.
Оставалось вычислить этого таинственного «Са...» Первый человек, о котором я подумала, – Антонина Саврасова! Но ведь она – женщина... Неужели Марков стал бы разбираться с ней через Горячего? И какие дела могли их связывать, тем более, денежные? И как она его подставила бы?
С другой стороны, именно Саврасова выглядела самым реальным лицом, кому Марков мог перечислять деньги. А алиби ее, кстати, заключалось лишь в том, что она болела, сплавив сына к матери. Видимо, придется мне еще раз все это проверить.
Теперь, еще один момент: что это за дело, которое так привлекало Маркова в России? Неужели некий «бизнес» организовала Саврасова? Слабо верится! А то, что он явно рассчитывал на какой-то прибыльный бизнес, было очевидно.
Но тут я вспомнила еще один момент. Подвыпивший Марков говорил, что он продал свою жену за большие деньги. Неужели это – некая метафорическая трактовка обстоятельства его ухода от Лиманской к Саврасовой?
В голове у меня зазвучали слова Марины Заботкиной о том, что Марков похаживал к Ларисе и после развода, а потом вдруг перестал. Неужели он начал заглядывать к Саврасовой?
Стоп: Заботкины... Садовая, шестьдесят четыре, и какая-то там квартира. Са-до-вая... А ведь Марков предлагал своему брату Лехе записать адрес и имя! И непонятно, с чего он начал. К тому же… Вдруг все-таки это было не «Са», а «За»? То есть, Марков-старший имел в виду Заботкиных, а из-за плохой связи брат неверно его понял? Господи, ну неужели все-таки – эта парочка?! Тогда совсем непонятны Левины слова насчет «продажи» жены. Не Заботкиным же он ее продал! К тому же, какое такое прибыльное дело могли бы предложить Маркову гуманитарно ориентированные и не слишком богатые Максим и Марина?
