Я просидел над книгой о Китеже до закрытия библиотеки, выписывая все, что могло мне помочь идентифицировать числовые наборы из «записной книжки Чернова». Я ужасно устал, но был счастлив – это и есть настоящее научное везение, когда судьба соединяет разумный логический расчет и случай, превращающий совпадение в попадание в цель. Я думал, что нашел ключ для кода, а оказалось – к двери архива, где хранился оригинал зашифрованного текста.
Уже из дома я позвонил Максиму и попросил узнать через отца Аси, не встречалось ли ему имя Виктора Махонько. Потом я говорил с родителями и с Татьяной, перехватывая на ходу и пережевывая в перерывах между репликами какую-то холодную пищу, и прогонял ее зеленым чаем из пакетика. Я шутил, я чувствовал такой удивительный прилив сил и пребывал в столь хорошем настроении, что, закончив все переговоры, без паузы включил прослушивание сообщений на автоответчике.
«Игорь Сергеевич? – услышал я неприятно знакомый голос. – Как продвигается ваша работа по расшифровке записной книжки? Ваши друзья немного скучают без вас – такая дружба, трогательно до слез. Их слез, разумеется. Полагаю, вы делаете все возможное? Не хотелось бы вас торопить, но что-то заставляет меня думать о времени, которого у нас нет. А вы не можете назвать это время? Простой вопрос – где и когда? Ответ у вас, как я понимаю, еще не готов? Быть может, вы тогда хотя бы успокоите своих друзей и они перестанут так волноваться и нервничать?.. И кстати, если вы все же близки к завершению своей работы, присоединитесь к форуму «Артефакт» под именем «Профессор», мы вас увидим и свяжемся с вами, а пока – слушайте и наслаждайтесь».
Дальше зазвучали голоса Олега и Стеллы. Стелла плакала и просила не трогать ее, через динамик автоответчика она представлялась мне ослабленной и изможденной. Голос Олега тоже звучал глухо, но чувствовалось, что он зол и не желает сдаваться.
Сегодня это была единственная запись, и от прежней уверенности в себе не осталось и следа.
Желая побороть всколыхнувшее меня раздражение, перебивавшееся чувством вины, я принялся ходить взад и вперед по гостиной и сопоставлял, перемешивал, заново переосмысливая факты, в которых по-прежнему не все сходилось. Что и говорить – звонок выбил меня из колеи. Я узнал звонившего – этот голос принадлежал человеку, с которым я разговаривал в машине, но чьего лица не видел. И он снова меня торопил, а этот форум – «Артефакт», на котором, как еще при первой нашей встрече рассказал мне Максим, собирались фанаты исчезнувших цивилизаций! Лучше места для того, чтобы обмениваться информацией о Китеже, не привлекая к себе лишнего внимания, просто не придумать – никто не примет тебя всерьез, точнее, все будет по-настоящему, но никому и в голову не придет, что мы обсуждаем не гипотезу, а вполне реальную ситуацию. Возникало ощущение, что мой невидимый собеседник волнуется не из-за мнимых бухгалтерских записей Чернова – он прекрасно осведомлен о проекте Звонарева и поисках Китежа и торопится только потому, что, как и мне, ему известна примерная дата очередного появления затерянного города. А значит, он тоже видел кем-то перлюстрированную рукопись Махонько, и, так же как и я, не знает точного местонахождения, правильнее сказать – местообнаружения Китежа. И все это время он просто играл со мною, как кошка с мышкой… Ну конечно, если бы он сам открыто пришел ко мне с той же самой «записной книжкой» и рассказал версию о Китеже, я, пожалуй, посмеялся бы над ним – в глубине души, а внешне – коротко пообщался бы со всей возможной миролюбивостью и потом перестал бы отвечать на его звонки. Иное дело – заставить меня поверить в серьезность идеи поиска затерянного города и увидеть в ней не просто миф, а разглядеть тайну, вполне поддающуюся разгадке, и пройти путь от научного скептицизма до веры в саму возможность существования Китежа. Не могу сказать, что я стал одержимым этой идеей, но азарт открытия ощутил в полной мере и вполне искренне хотел довести свое расследование до конца. Честно говоря, неизвестному удалось не просто подвергнуть меня искушению, но заставить поддаться ему и позволить испытать его на себе – только сейчас я понял, что поиск решения задачи для меня важнее, чем реальность и живые люди в ней, и что мне хотелось узнать, прав ли автор книги о Китеже, больше, чем… Я испугался продолжения, и от собственных мыслей мне на мгновение сделалось страшно. Я не хотел идти в милицию не столько потому, что боялся навредить своим друзьям, сколько из опасения быть отлученным от тайны, которая уже завладела мной.
Неужели каждый из нас в душе Звонарев? Сделанное открытие смутило меня – чувство, которое я испытывал все эти дни, было сродни золотой лихорадке. Я утратил связь с реальностью, которая проплывала мимо меня неспешной рекой, не задевая и не в силах привлечь мое внимание настолько, чтобы забыть о стремлении докопаться до сути решения волновавшей меня проблемы. Добиваться, как руки самой желанной и единственной в мире женщины, – не случайной связи, а права на нее всю. Я не помню, чтобы хотя бы когда-нибудь испытывал подобные ощущения. Люди и идеи приходили ко мне с легкостью, будто залетали по случаю; если я успевал их заметить и удержать, то они оставались со мной на какое-то время, и никогда не сожалел, если этого не происходило. И вот я как в зеркале увидел нового себя – целеустремленного, собранного, фонтанирующего идеями. Мне нравился мой азарт, я видел цель и понимал, что хотя бы на этом отрезке жизни для меня появился в ней смысл – не рутинные ступени: школа, институт, диссертация, хорошая работа и снова диссертация, а нечто особенное, переживаемое как событие, созидающее и меня самого, и мир вокруг меня.
Мое поколение иногда за глаза называют брошенным. У нас уже не было столь сильной внешней идеи, которая занимала умы наших родителей. Ее не было и нет даже у тех, кто считает себя строителями нового образа жизни. Они утверждают, что они – ее хозяева, но, по сути дела, участвуют в примитивной гонке за самыми банальными бытовыми бонусами, только с другой скоростью и с большим призовым фондом. И еще не успели осознать, что все накопленное ими богатство на самом деле нужно лишь для того, чтобы заплатить за полет на околоземную орбиту, а лучше – к Юпитеру: без гарантии возвращения в обыденность, которая будто бы вела их вперед, а в действительности загоняла в конвейер – мощный и изматывающий. Я же всегда «работал» на маленькой старенькой фабрике, отчаянно избегавшей модернизации и иных благ развитой цивилизации. Там, как и много лет назад, существует своя табель о рангах и с неизбежностью разыгрываются драмы амбиций, но все мы подобны малой авиации – кто-то вполне сошел бы за подлатанный кукурузник, кто-то подобен комфортабельной «сесне», однако все мы летаем на своей высоте, а в таблоидах светились и сгорали другие. Наверное, это потому, что настоящая наука не терпит показной публичности, у нас иные задачи и другой образ мысли, который определяет и стиль поведения.
Плохо другое – я не хотел революций там, где они обязаны быть. Я избегал дороги в неизведанное и не стремился ничего открывать. Я утратил чувство новизны идеи, мне хватало перемен во внешнем мире, от которых лихорадило всех вокруг. Но сейчас что-то изменилось во мне – мне стало интересно, я больше не анализировал – я проснулся, а вместе со мной проснулось и желание действовать.
