На языке его висели десятки язвительных ответов, но он сдержался и сказал:
– К чему ты клонишь, Энджи?
– Я хорошо умею считать деньги. – Румянец окрасил ее щеки. – Думаю, нам удалось бы скорее собрать необходимую сумму, если бы деньгами распоряжалась я.
Он оторопел от ее наглости. Да, он знал мужчин, которые доверяли заработанные деньги женам. Но он не знал своей жены, не знал, бережлива она или расточительна. И не мог знать, будет ли она выплачивать одни долги и пренебрегать другими. Или потратит его недельный заработок на парижскую шляпку.
– Я управлялась с хозяйством по смерти матери, даже после того как доходы папы сократились в несколько раз. И хорошо управлялась. – Не дождавшись его ответа, она ринулась в атаку: – Я и здесь могла бы распоряжаться нашими деньгами.
– Нашими деньгами? – Он решительно не мог понять, о чем она толкует. С которых это пор его деньги стали и ее деньгами? Из того, что она только что сказала, следовало, что есть их общие деньги, а есть только ее. Он не услышал никакого упоминания о его деньгах. Господи, да она просто наглая баба!
– Я бы завела тетрадь со списком кредиторов и следила за тем, чтобы всем выплачивались долги. Потом я разделила бы остаток на части. Я откладывала бы деньги на провизию, особые непредвиденные расходы, на салуны для тебя, немного для себя и девочек, а также на операцию Дейзи и еще чуть-чуть на бракоразводный процесс.
Она уже обо всем подумала и разработала план. По крайней мере это звучало разумно. И это удержало его ярость и заставило промолчать.
Сэм провел рукой по волосам, потом по лицу. Если бы ему удалось совладать со своей гордостью и он беспристрастно взвесил свои достоинства и недостатки, если бы ему в самом деле было все равно, уважает она его, одобряет или нет, тогда, вероятно, он согласился бы, что не слишком умело обращается с деньгами.
Возможно, Энджи смогла бы лучше распоряжаться деньгами, и это ускорило бы операцию Дейзи. В таком случае он готов был предоставить ей это право и был бы благодарен. И не важно, как ненавистна была ему такая перспектива.
Он вертел конверт с деньгами в руках, не желая сдаваться. Лора никогда не высказывала таких претензий. Но Энджи так же не походила на Лору, как горох не походит на пудинг.
– Не знаю, как будет лучше, – сказал он наконец.
– Единственный способ узнать – это сделать такую попытку.
Это вовсе не означало, что она одержала верх. За двумя или тремя исключениями все женатые мужчины отдавали заработок женам. У женщин была сноровка. Они умели распорядиться деньгами с толком. По крайней мере большинство из них. Конечно, он ничего не знал о талантах Энджи, если не считать того, что она говорила о них сама.
– Думаю, можно попробовать, – медленно и нехотя согласился он. Он напомнил себе, что делает это ради Дейзи. – Ну, на неделю или две. И посмотрим, как это сработает.
– Отлично! – Ее темные глаза сузились и заблестели в свете лампы. – Ты не пожалеешь!
Черт возьми! Да он уже пожалел.
– Но разумеется, ты сам должен расплачиваться со своими рабочими. Мне было бы неловко это делать.
Он сделал над собой усилие, чтобы глаза его не выкатились из орбит:
– Да я стал бы посмешищем, если бы моя жена расплачивалась с моими людьми. Но должен тебя предупредить, что сейчас мне приходится переплачивать им за лишнее время, и это будет продолжаться еще несколько недель.
Энджи протянула руку, и он неохотно вложил в нее конверт с деньгами. Черт возьми! Менее чем за неделю она взяла в руки его дом, завладела его дочерьми, а теперь и его деньгами. В его распоряжении теперь оставался только задний двор. И непрестанные жаркие размышления о женщине, питавшей к нему омерзение. И это лишало его сна.
– Мы закончили? – хмуро спросил он.
Она сунула конверт в карман юбки и вздернула подбородок.
– Каждое утро ты задаешь девочкам вопросы, чтобы выяснить, как я с ними обращаюсь. У меня такое впечатление, что ты заглядываешь мне через плечо и осуждаешь меня за то, что я делаю или говорю им.
– Да, ты чертовски права. Так и есть! У меня нет выбора. Я оставляю своих дочерей на твое попечение. Но пока я не узнаю тебя как следует, чтобы быть уверенным, что ты не причиняешь вреда моим дочерям, это будет продолжаться. Я в самом деле заглядываю тебе через плечо и слежу за тем, что и как ты делаешь.
Энджи оцепенела от оскорбления, расправила плечи и застыла.
– Я никогда не была матерью, но знаю достаточно, чтобы не вредить ребенку!
– В таком случае у нас нет проблем. – Справедливости ради надо признать, что она не делала ничего такого, что позволило бы думать, будто она обращается с девочками грубо.
– Послушай, – сказал он мягко. – Я для Люси и Дейзи – вся семья. Я их отец и герой для них. Я стою между ними и остальным миром. Моя задача – защитить их. Было бы неправильно, если бы я не заглядывал тебе через плечо.
Видение нежного округлого плеча молнией сверкнуло в его сознании. Бледная улыбка появилась на его губах, но Сэм нетерпеливо тряхнул головой, отгоняя видение. Эти мысли появлялись у него совершенно неожиданно и заставали его врасплох.
– У них ведь есть бабушка с дедушкой. Разве не так? – нахмурилась она.
– Откуда ты знаешь? – Сэм застыл на месте и устремил на нее пристальный взгляд.
– Молли сказала, что родители Лоры живут в Колорадо-Спрингс.
– Черт возьми, как я только что сказал, я их единственный родственник.
Он поднялся и теперь смотрел на нее сверху вниз, и взгляд его стал холодным.
– Я и не представлял, что Молли Джонсон так много болтает.
– Молли – друг. Она только старается помочь.
Энджи тоже встала, и теперь их разделял всего фут пространства. Он вдыхал аромат роз, исходивший от ее кожи, и запах крахмала от блузки. Если бы он опустил глаза, то мог бы увидеть, как поднимается и опускается ее грудь и какая тонкая у нее талия.
Неизвестно откуда явилось воспоминание о том, что он трижды поцеловал ее. Два раза в день их свадьбы. И один раз до того. Это были жесткие, страстные поцелуи с сомкнутыми губами, поцелуи двух неопытных людей, едва расставшихся с детством.
– Ты когда-нибудь целовала кого-нибудь, кроме меня? – спросил он вдруг.
Ее щеки зарделись ярким румянцем.
– Конечно, нет!
– Это очень плохо.
Открытие, только что сделанное им, что он был единственным мужчиной, которого она целовала, воскресили в памяти все зря потраченные годы. Ей было двадцать шесть лет, и она была замужней девственницей, которую никто никогда не целовал по-настоящему. Неудивительно, что она почти всегда была не в духе.
– Я сожалею, Энджи.
Он и прежде говорил это, но сейчас его слова не были пустым звуком. Жизнь была к ней неласкова. Он покачал головой:
