– Что за чудо! Как называется эта комната? – спросила девушка.
– Это комната-сад.
Финни возразила:
– Но тут нет сада.
– Верно, но он виден из окон.
В ответ девушка фыркнула:
– Я вижу только снег.
– Но весной и летом весь двор покрыт цветами.
– Не верю. Трудно себе представить, что в этом городе бывает тепло, что здесь распускаются цветы. С первого дня приезда сюда я вижу только снег. Огромные сугробы, из которых невозможно выбраться.
– Вы же только что выбрались, – заметил он.
– Да, но у меня замерзли руки и ноги. Мне не по нраву здешний климат.
– Поверьте, в Бостон придет тепло.
Она подошла к коробкам, нагроможденным в углу одна на другую.
– Что это? – спросила Финни.
– Так, ерунда.
– Опять. Вы когда-нибудь даете прямой ответ на вопрос?
– Вы когда-нибудь придерживаете свой язычок?
Финни, оценив его колкость, рассмеялась, и в глазах ее вспыхнули огоньки.
– Посмотрите! Принадлежности для рисования. Почему они в коробках?
– После моего приезда еще не все распаковали, – неохотно ответил он.
– Вы сами распаковывали свои вещи?
– Слуги.
– Тогда почему они не позаботились об этих коробках?
Его щека вновь дернулась.
– Это не ваша забота, мисс Уинслет.
– Почему?
– Почему? Потому что я распорядился не открывать их. Вы удовлетворены моим объяснением? – В голосе Мэтью звучало раздражение.
Она взяла длинную тонкую кисть, одиноко лежавшую на столе, и провела по ней пальцами.
– Я запамятовала. Вы же говорили, что когда-то писали красками.
Тогда, в джунглях, он рассказал ей о своем увлечении искусством. О попытках отразить на холсте то, что чувствуешь. Он говорил без умолку, чтобы она не впала в забытье.
– Я, кажется, сказал, что хотел бы написать ваш портрет.
Ее щеки вспыхнули ярким румянцем.
– И я отказала.
Заметив на полу смятый листок, Финни потянулась за ним, но Готорн опередил ее. Он не хотел, чтобы Финни видела неудачный набросок портрета Мэри. Одному Богу известно, как дорога ему девочка. Ночами Мэтью мечтал о том, чтобы девочка переехала к нему, но утром, вспоминая, что одним лишь своим видом пугает ее, понимал, что мечты его несбыточны.
Готорн задумался и не заметил, как Финни взяла со стола статью.
– «Выставка картин известного жителя Бостона», автор Джастин Кроули, – вслух прочла Финни и удивленно посмотрела на Мэтью. – «Коренной житель Бостона Мэтью Готорн всегда славился своими многочисленными талантами. А теперь нам стало известно, что он еще и художник. Но не совершите оплошности, подумав, что его картины – это всего лишь любительская мазня богача. Нет, он мастер своего дела. Его картины вызывают благоговейный трепет, нарушают покой, раздражают и приятно возбуждают. Независимо от того, какие чувства пробуждает в зрителе его искусство, несомненно одно: этот человек талантлив. И теперь он выставляется».
Оставалось еще несколько строк, но Мэтью не в силах был слушать дальше. Он знал эту статью наизусть, от первой до последней строчки. Заработав свой первый миллион, он не волновался так, как при мысли о предстоящей выставке.
Неужто эти строки были написаны всего полтора года назад? А кажется, будто прошла целая жизнь. Впрочем, так оно и есть. Стоило ему подумать о живописи, и в душе закипала ярость. Перед ним лежали краски, кисти, холсты, но они были неподвластны ему.
– У вас была выставка? – ласково спросила Финни.
– Вы задаете чересчур много вопросов.
Она долго и пытливо смотрела на него, и, вероятно, многое ей стало ясно.
– Вы выставляли свои картины? – не отставала Финни.
– Нет, выставки не было, – резко ответил он.
Она хотела дотронуться до него и уже протянула руку, но Готорн ее остановил. Однако он не ожидал, что их ладони встретятся. Большая и маленькая.
Сквозь высокие окна пробивались лучи неприветливого зимнего солнца. Готорн заметил, как она смотрит на их сплетенные руки, на свои маленькие пальчики, которые в его ладони казались такими хрупкими и изящными.
– Почему вы солгали мне? – тихо спросила она.
– О чем вы?
– Той долгой африканской ночью, – почти прошептала она, – вы сказали, что бостонцы прекрасные, добрые люди. И я поверила вам.
– Я сказал то, что вы жаждали услышать.
– Вы солгали!
– Вы были при смерти! – вырвалось у Мэтью, и на него повеяло тем ужасом, который он испытал в ту страшную ночь. – Вы умирали, – повторил он уже мягче. – И я не хотел расстраивать вас.
Финни зажмурила глаза и расхохоталась:
– И правильно сделали! Расскажи вы мне об Эдвине Рейнз, я, несомненно, ни за что бы не пошла на поправку.
– Но вы поправились, – прошептал Мэтью.
Он смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда. Она была так близко, что он мог поцеловать ее, стоило только наклониться.
У нее зарделись щеки, будто она прочла его мысли. Он провел пальцами по ее лицу и почувствовал, как она затрепетала.
Готорн вдруг понял, почему она не выходила у него из головы. Она с первой же минуты его заворожила, как только вошла в вагон. Ее пальчики были маленькими и хрупкими, а волосы пахли травами и родниковой водой. Он оживал в ее присутствии. При ней его омертвевшая душа возвращалась к жизни.
«Впрочем, какое мне до этого дело?» – холодно подумал он.
– Мне пора, – тихо промолвила Финни. – Завтра я снова приду.
– Нет, Финни.
Он удивился, что назвал ее по имени.
– Я не стану давать вам уроки, – решительно заявил Мэтью.
Финни улыбнулась:
– Станете. Вы не бросили меня на произвол судьбы в джунглях, не бросите и сейчас.
Ее самонадеянность лишила его дара речи, и прежде чем он успел ответить, Финни вышла из комнаты. Она приняла решение, и теперь ее не свернуть с пути. Завтра она придет снова.
Возмущенный Мэтью последовал за ней, намереваясь дать ей резкую отповедь, но когда она прошла в парадное и Куинси подал ей шляпку, слова замерли у него на устах.
Он не мог оторвать глаз от ее рыжих волос и поблескивающей кожи.
Она настоящая африканка. «Именно ее я искал, – мелькнула мысль. – Она нужна мне. Эту девушку я нашел в дебрях Африки, и она станет моим спасением».
