Ошеломленная Мэри снова заплакала, свернувшись калачиком. Финни смотрела на Мэтью, а тот не сводил взгляда с дочери. До сих пор ему удавалось скрывать свои чувства, однако сейчас в его взгляде Финни прочла неутоленную жажду мести, обиду за свою несчастную дочь.
Поймав на себе ее испытующий взгляд, Мэтью помрачнел, и лицо его вновь стало непроницаемым. Не проронив ни слова, он повернулся и пошел прочь.
Ей хотелось броситься вслед за ним. Но сейчас главное – успокоить Мэри. Финни ласково погладила ее по голове.
– Лицо твоего отца обезображено шрамом, Мэри, однако он не урод.
– Но он злой, а раньше был добрым, веселым.
Финни вздохнула:
– Возможно, спорить не стану, но злится-то он не на тебя.
– И на меня тоже.
Финни не знала, как разубедить в этом девочку, и решила поговорить с Мэтью.
Постепенно Мэри успокоилась, отыскала куклу и крепко прижала к себе.
– Думаю, теперь вам понятно, что моим сверстникам я совсем не нравлюсь.
Финни улыбнулась:
– Зато мне очень нравишься.
– Правда? – тихо спросила девочка.
– Правда, – склонившись над ней, прошептала Финни.
Мэри обвила ручонками шею Финни:
– Не покидайте меня, прошу вас!
Финни молчала. К горлу подступил комок. Она выпустила Мэри из объятий и бережно уложила на подушку.
– У нас был трудный день. Почему бы нам до обеда не отдохнуть?
Оставив Мэри, Финни отправилась на поиски Мэтью.
В кабинете его не оказалось, и Финни спустилась в вестибюль. Дом словно вымер. Ни в библиотеке, ни в западной галерее тоже никого не было. Финни подошла к комнате с видом на парк.
Мэтью сидел перед мольбертом, освещенный лучами заходящего солнца. Словно забыв о зажатой в руке кисти, он смотрел прямо перед собой. Не зная, что за ним наблюдают, Готорн сбросил маску притворства. Только сейчас Финни поняла, что перед ней вовсе не грозный воин, а смертельно уставший человек. Уж не заболел ли он? Раньше Финни его таким не видела. Быть может, на него так повлиял ее разговор с Мэри, который он случайно услышал? Нет, тут что-то другое. Ее не покидало чувство вины.
– Ты заболел? – спросила Финни.
Мэтью поднялся и пристально посмотрел на нее. Глаза его лихорадочно блестели, в них затаился страх.
– Я здоров, – выдавил он через силу.
– Но выглядишь неважно.
Финни шагнула к нему, чтобы пощупать лоб, нет ли у него жара. Мэтью схватил ее за руку, и они замерли. Он долго смотрел на нее своими синими глазами, потом выпустил ее руку.
– Я здоров, – повторил Готорн.
Финни пришла в замешательство, бросила взгляд на мольберт, и ее решимость поговорить с Мэтью о Мэри исчезла. Что, в сущности, она знает об этом человеке? О его чувствах к дочери? Ровным счетом ничего.
Его альбом был развернут на чистом листе. Рядом лежали угольные карандаши. Финни знала, что он тоскует по холсту и краскам. Но ни разу не видела, чтобы он брался за карандаш или кисть.
Вдруг Финни почувствовала на себе его взгляд, и ей стало неловко.
– Как бы я желал написать твой портрет! – едва слышно промолвил Мэтью.
Финни вздрогнула и насторожилась. Все тело ее напряглось.
Не проходило дня, чтобы Мэтью не пытался рисовать, но у него получалось все хуже и хуже. Все труднее становилось скрывать свою слабость. С таким трудом возведенное здание рушилось, словно карточный домик.
Чувство стыда сменилось яростью, страхом.
– Написать мой портрет? Мы ведь уже говорили об этом – в джунглях. Мой ответ прежний – «нет».
Мэтью был в полном изнеможении. Он пошатнулся, задел мольберт. Альбом упал на карандаши, и они полетели на пол. Пытаясь их удержать, Мэтью ощутил острую боль в плече и, превозмогая ее, застыл на месте. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Он с трудом повернулся к Финни.
– Зачем ты пришла? – сухо спросил он, моля Бога, чтобы она ушла.
– Я хотела бы переговорить с тобой о твоей дочке.
Боже, какая боль! Уже нет сил терпеть. Мэтью опустил взгляд на разбросанные по полу, словно игральные палочки, карандаши и промолвил:
– Мне не нужно говорить с тобой о Мэри.
Забыв о своем смущении, Финни приблизилась к нему и спросила:
– Неужто ты не понимаешь, что ты необходим дочке?
Мэтью, желая хоть немного унять боль, разжал и вновь медленно сжал пальцы.
– Я обеспечиваю ее.
– Ей нужна твоя любовь, а не деньги!
– Возможно, но куда мне деть шрам, что приводит ее в неистовый ужас!
– Попытайся! – Финни глубоко вздохнула. – Полюби ее.
– Я безумно ее люблю!
– Неужели?
– Больше жизни!
– Тогда иди к ней. Ее мучают по ночам кошмары. Помоги ей избавиться от них.
– Так ведь я причина этих кошмаров! – крикнул он. – Как ты не понимаешь?
Мэтью бросился к двери, Финни помчалась за ним.
– Не надо меня избегать!
Он обернулся и взглянул на нее:
– Я полагал, это ты меня избегаешь.
Так оно и было. Но Финни не хотела в этом признаваться.
– Если б не Мэри… Перестань прятаться.
– Вот я перед тобой. Разве я прячусь? В чем дело, Финни?
– Да в том, что ты стараешься уйти от наболевших вопросов.
– Это уже слишком, – сказал он, едва сдерживая гнев.
– Это правда! Ты прячешься от родной дочери, от родителей, братьев! Даже от живописи! – Финни указала на мольберт. – Ведь у тебя талант!
Она видела, как вспыхнул в его глазах огонь, но ей было все равно.
– Ну и что же, по-твоему, мне следует делать? – очень тихо, но жестко спросил он.
– Гуляй с Мэри. Пиши картины.
– Я не могу писать! – воскликнул Мэтью.
– Не можешь? Или не желаешь?
Ярость исказила его лицо. Финни не понимала ее причины и решила выяснить все до конца.
Вздернув подбородок, она спросила:
– Может быть, ты боишься?
Мэтью промолчал.
– Ты сказал, что хотел бы написать мой портрет. Я согласна, – с вызовом заявила Финни.
Он не шелохнулся.
– Не вдохновляю? – с насмешкой спросила она. – Может, так лучше? – Финни сорвала с шеи шарфик, прикрывавший глубокий вырез.
