— Я говорил, что они выглядят эстетичнее, — поправил Константин. — Я прочитал несколько, и…
Марика нахмурилась.
— Я понимаю. Не стоит это озвучивать.
Он отложил салфетку и взял бокал с водой.
— Надеюсь, открытка тебе понравилась? Если ты помнишь, о чем я.
— Да. Тогда я плакала две недели подряд. Мне кажется, так долго я не плакала ни разу в жизни.
— Я всегда думал, что слезы — это путь к исцелению. Если человек плачет, то отчаяние уже отступило, и он просто жалеет себя, а это уже что-то, не пустота. А бывает иначе. Бывает, что тебе так плохо, будто ты вот-вот умрешь. А слез нет и нет, они куда-то подевались. И ты думаешь: да где же они, эти слезы? А потом решаешь: ну и черт с ними. Я справлюсь и без них. Я все равно сильнее. — Константин задумчиво провел ладонью по щеке. — Мы договорились не поднимать эту тему. Я увлекся. Прости.
Марика отставила в сторону тарелку.
— Ну… а что там с письмами? — спросила она.
— Я перебрал их, перевязал лентой и сложил в шкатулку для писем. Второй десерт тоже твой, не останавливайся на достигнутом.
— Нет, спасибо. Я и так съела больше, чем достаточно. В последнее время я мало ем. Да и после рабочего дня практически нет аппетита. Остается одна усталость.
— Может быть, в таком случае мы отправимся домой?
— Только допьем вино. Думаю, тут осталось на пару бокалов.
Константин в очередной раз наполнил бокалы и отдал один Марике.
— За то, чтобы старые письма всегда были в полном порядке и лежали на том месте, где мы могли бы их найти, — сказал он.
… Марика остановилась возле машины и достала из сумочки сотовый телефон.
— Закажу такси, — сказала она и посмотрела на часы. — Сегодня я без машины.
— Подожди немного.
— Ты хочешь предложить мне альтернативный вариант?
Константин запахнул плащ; легкий ветерок, который начался после обеда, теперь грозил перерасти в настоящий ураган.
— Я подвезу тебя.
— Это большой крюк, я сейчас живу в другом конце города.
— Я хочу еще немного побыть с тобой.
Марика вздохнула, но вернула телефон на место.
— Прошу тебя, не надо этого говорить. Ты ведь знаешь, что это просто отголоски привычки.
— Если бы это было привычкой, то я бы от нее избавился. Но привычки не снятся по ночам. И имя привычки никто никогда не говорит во сне, когда рядом спит другая женщина.
— Я прошу тебя, хватит. — Она снова открыла сумочку. — Я закажу такси.
— Нет, ты не будешь заказывать такси! Господи, какие слова я должен сказать, чтобы ты меня поняла? Посмотри на меня. — Он взял ее руки. — Если бы я тебя не любил, дал бы я тебе тогда идти?
Марика помолчала пару секунд, изучая его лицо в свете луны.
— Я ушла сама, Константин. Я этого хотела, понимаешь?
— Но ведь это же… черт. — Он повернулся к ней спиной. — Я не знаю, что я должен тебе сказать. Я не могу так жить. У тебя никогда не было чувства, будто… у тебя отобрали что-то жизненно важное, но выбора у тебя нет, и ты должна продолжать жить?
— Было. Давно. Тогда, когда у меня был мой муж, а не тот, другой, в мыслях которого была только работа.
— У тебя будет все, что ты хочешь. Разве так не было раньше? Я читал твои мысли, выполнял каждый каприз. Я буду проводить с тобой каждый вечер. Каждую ночь. Я умоляю тебя, дай мне еще один шанс.
— Я давала тебе много шансов. Но тебя волновала исключительно твоя карьера. Может быть, ты и читал мои мысли, но ты не замечал, как я плачу в подушку. Ты уходил из дома в шесть утра, приходил в десять вечера и падал с ног от усталости, забывая поужинать. Ты не говорил мне ни слова, когда я стала отказываться от твоих подарков. Ты не сказал мне ничего даже тогда, когда у меня появились другие мужчины! Я хорошо помню, что это была за жизнь. И я не хочу такой жизни. Меня устраивает та жизнь, которой я живу сейчас. Давай будем взрослыми людьми. Невозможно вернуть былых чувств. Я знаю, что тебе больно. И, поверь, мне сейчас не легче.
— Ты хочешь, чтобы я встал перед тобой на колени?
Марика удивленно подняла брови, посмотрев на то, как Константин опускается к ее ногам.
— Боже мой, встань! — Марика взяла его за руки и помогла подняться. — Это слишком!
— А что же тогда не слишком? Как я могу заставить тебя понять, что то, о чем я говорю — правда, от первого до последнего слова?
Марика провела языком по пересохшим губам.
— Дай мне сигарету, пожалуйста, — попросила она.
Константин посмотрел, как она закуривает.
— Знаешь, вчера, когда я нашел эти письма, я прочитал то самое, в котором я описываю нашу первую брачную ночь. Я прочитал один абзац, а потом понял, что могу рассказать это наизусть. Я помню, как нес тебя на руках, как мне мешало твое пышное платье. Я помню, как тебя раздевал. Моя уверенность в себе куда-то испарилась, я думал, что могу быть слишком грубым. Ты казалась мне чем-то, сделанным из воздуха, чем-то, к чему нужно прикасаться с такой осторожностью, на которую не способен ни один смертный. Я думал о том, что ты со мной сделала, и ответа не находил. У меня словно… что-то появилось внутри. То, что оживает только тогда, когда ты рядом. — Он достал сигарету, помял ее в пальцах. — Если бы в нашу память можно было встроить видеокамеру, получился бы неплохой фильм.
Марика отвернулась.
— Ты ведь знаешь, что я не смогу сказать тебе «нет», — проговорила она тихо.
— Потому что я не хочу, чтобы ты говорила «нет». Посмотри на меня. — Он осторожно сжал ее лицо в ладонях. — Я люблю тебя. Если захочешь, я повторю эту фразу сто, тысячу, миллион, бесконечность раз. Я хочу быть с тобой. Ты — единственная женщина на этом свете, которая мне нужна. Я устал искать твое лицо в толпе чужих лиц, устал от пустых попыток найти хотя бы часть тебя в других женщинах. У меня есть все. Но пока у меня нет тебя, то я беднее самого бедного человека на свете.
Константин прикоснулся к ее губам, сначала легко, будто пробуя на вкус, а потом более уверенно, и Марика ответила на поцелуй, скользнув руками под его плащ. Но через пару секунд она отстранилась.
— Здесь полно народу! — сказала она с отвращением. — Ты знаешь, что я не люблю подобное поведение на людях!
— Почему бы нам не поехать ко мне?
— Лучше ко мне. Асаф укатил в командировку. Вернется в начале следующей недели. И ты сможешь посмотреть, как я живу.
… Марика включила свет в прихожей и, оглядевшись, сняла пальто.
— У меня тесновато, — сказала она. — Но тебе должно понравиться.
Она кивнула самой себе и, присев на небольшой табурет, начала снимать сапоги. Константин повесил плащ и осмотрелся.