— Так, может, нам пора завести маленьких детей?
Боаз снова посмотрел на жену.
— Ты… хочешь детей? — спросил он.
— Может, я слишком стара для того, чтобы рожать детей? Или это испортит мою фигуру?
— Просто мы с тобой уже обсуждали это, и ты говорила мне, что не готова на такой серьезный шаг.
Констанция отошла от зеркала.
— А теперь готова, — ответила она и добавила негромко: — Я очень хочу ребенка. Когда-то я боялась, что он привяжет меня ко мне и тебя ко мне…
Боаз обнял ее.
— Разве я не привязан к тебе намертво? Но дело тут не в привязи, а… в том, что с тобой я каждый раз открываю себя заново. Я люблю тебя больше жизни, дорогая. Так я не любил ни одну женщину. И, если ты хочешь детей, то у нас обязательно будут дети.
Она склонила голову ему на плечо.
— Тебе пора идти, милый. Махмет ждет.
Боаз неохотно отстранился.
— Ты права. Поговорим вечером.
Констанция кивнула на прощание и, достав из шкафа чистое полотенце, отправилась в ванную.
… Как всегда, свежий и выспавшийся, Махмет вырулил на дорогу и принялся рассказывать Боазу «важные вещи». Ночью была отличная погода. Море спокойное. Солнце греет, но не жарит. Он поедет другой дорогой, и пассажиру следует смотреть в окно, потому что иначе он рискует пропустить красивейшие виды.
Боаз не раз спрашивал себя, чем этот простоватый молодой человек подкупает его и заставляет внимательно слушать. Вероятно, причина была в открытости и добродушии Махмета, а незатейливый язык и ощущение того, что говорит он, тщательно продумывая каждое слово и аккуратно складывая их, как кусочки мозаики, добавляли его рассказам располагающей теплоты. Но на этот раз Боаз слушал Махмета не так внимательно, как всегда. Он повторял про себя утренний диалог с женой и никак не мог понять, почудилось ли ему или же он действительно это слышал. Очнулся он только тогда, когда водитель сказал:
— У вас очень красивая жена, майор.
— Вам нравится моя жена? — улыбнулся Боаз.
— О нет, что вы! То есть, да, она мне нравится, но… в том смысле, в котором вы подумали. Она нравится всем, потому что такие женщины нравятся всем. Вам повезло, что у вас такая жена. Наверное, другие мужчины вам завидуют.
— Возможно, — согласился Боаз с ноткой снисходительности и превосходства в голосе, с удивлением понимая, что не кривит душой.
— Вот только… она грустная. Может… — Махмет сделал паузу и смущенно отвел глаза. — Может, она хочет детей? Я, конечно, в этом не уверен, потому что я не женат, — продолжил он после короткой паузы со свойственной ему ненавязчивой и вежливой откровенностью, — но мне кажется, что женщины становятся счастливее, если у них есть дети. Когда появляются малыши, у них меняется лицо, они чаще улыбаются. Они выглядят так, будто до этого им чего-то не хватало, а теперь их счастье стало полным.
Боаз достал ежедневник.
— Вы правы, Махмет, — сказал он. — Вы абсолютно правы.
— Думаю, вы хотите заняться делами, — произнес Махмет, от взгляда которого не ускользнул появившийся ежедневник. — Не буду вам мешать. Если я увижу что-то интересное по дороге, то обязательно скажу вам. Пожалуйста, минут через десять поднимите голову и посмотрите в окно. Тут чудесные виды! Я вам напомню, если вы забудете.
Боаз кивнул и, достав ручку, принялся корректировать планы на следующую неделю.
… Лейтенант Константин Землянских появился в составе руководства не так, как обычно появляются руководители. На пост главного аналитика он взлетел. Боаз до сих пор не был уверен в том, правильно ли он подобрал эпитет. Ему казалось, что даже слово «взлетел» не передает той стремительности, с которой никому не известный, пусть и талантливый аналитик поднялся по служебной лестнице.
Майор Толедано, в то время носивший только капитанские погоны, уже занимал пост главного стратега и был поверхностно знаком с молодым человеком. Константин принимал участие в планировании операций на правах консультанта, и предлагаемые им нестандартные варианты решений порой приводили Боаза в недоумение. Он не раз беседовал с доктором Мейер, рассказывая ей о своем желании видеть молодого офицера в числе своих консультантов. Но доктор Мейер не торопилась пользоваться своими связям — она уговаривала коллегу подождать.
Боазу не нравились эти уговоры. Он подозревал, что в неравной схватке победит «комиссар» Бен Шаббат и уж точно не сомневался в том, что доктор Мейер, главный советник «комиссара», не упустит «качественный материал». Мысль о том, что Константин попадет в отдел по ведению допросов и станет консультантом «комиссара», Боазу нравилась еще меньше. У его нелюбви к «комиссару» были не только профессиональные, но и личные мотивы, и в какой-то момент майор Толедано решил, что просто обязан выиграть бой и получить офицера как трофей.
Но судьба распорядилась иначе. Майор Вайзенштейн, главный аналитик, который уже несколько лет боролся с тяжелой болезнью, объявил о своем уходе. Это решение не было неожиданностью для его коллег — все знали, что рано или поздно это произошло бы. Но его следующий шаг шокировал весь руководящий состав — а состав этот привык ко всему, и для того, чтобы удивить его, нужно было постараться. Майор Вайзенштейн сообщил, что передает свой пост одному из своих консультантов, и это решение уже одобрено господином директором. Когда Боаз услышал имя лейтенанта Константина Землянских, то подумал, что майор Вайзенштейн не в себе.
«Комиссар» Бен Шаббат пришел в ярость. Он заявил, что это необдуманное решение, а таких решений руководитель принимать не должен. По мнению «комиссара», пост главного аналитика должен занимать опытный человек, а не «мальчик, у которого на плечах даже нет капитанских погон». Также «комиссар» упомянул о том, что за несколько лет майор Вайзенштейн ввиду своей доброты и мягкотелости превратил аналитический отдел в «сборище не умеющих работать ослов», и молодой руководитель с этим стадом справиться не сможет. Разве что ценой нервного срыва.
Несмотря на неопытность и молодой возраст, Константин решительно взялся за дело. Остальным членам руководства оставалось только наблюдать, как «сборище не умеющих работать ослов» превращается в сплоченный коллектив. Через несколько месяцев главному аналитику удалось навести полнейший порядок. Более того — ему удалось стать непререкаемым авторитетом в глазах своих сотрудников. Это был первый шаг за черту, которую майор Вайзенштейн в свое время не пересек.
Через год Константин получил капитанские погоны, а его подчиненные разговаривали с ним тихо, почти шепотом, и не смели поднять глаза. Стоит ли говорить о том, что скоро для «комиссара» капитан Землянских стал врагом номер один?
Обладатель холерического темперамента, «комиссар» выходил из себя при одном только упоминании имени главного аналитика. Вскоре эти отношения — точнее, полное отсутствие оных — стали одной из главных тем их с Боазом бесед. Ицхак говорил о новом руководителе аналитического отдела как о высокомерном и честолюбивом человеке, который не только ничего не смыслит в своей профессии, но и не считается с советами других членов руководства («комиссар», конечно же, имел в виду себя).
