Еще через несколько дней пришла инспекция отдела труда — в связи с неформальным сигналом о нарушении законодательства. Инспекторы допросили наемных работников, изучили договоры о найме и платежные документы. Они осмотрели помещения, проверили срок годности огнетушителей, вентиляцию, безопасность. И тут тоже «Пармезан» оказался безупречен.
Магги уже не удивилась, когда, некоторое время спустя, к ней нагрянула и налоговая инспекция. Были проверены вся бухгалтерия, декларации налога на добавленную стоимость и профессионального налога, выписки из банковского счета, документы о найме торговых помещений, контракты с поставщиками, расходы по финансовым операциям, займы, кредиты, ссуды, инвентарная книга, дополнительные документы на поступления и отчисления средств, расходные счета. В ходе проверки было установлено, что бухгалтерия ведется правильно и открыто, и Магги получила официальное подтверждение платежеспособности.
Всех инспекторов, посетивших ее, она угощала своими меланцане алла пармиджана и выслушала немало комплиментов по этому поводу.
Хотя она и преодолела все эти трудности, они казались ей страшно несправедливыми, к тому же отняли у нее время, которое она могла бы употребить на решение других проблем. Они поколебали ее уверенность в себе и сделали ее раздражительной. Как-то вечером, по телефону, она отказалась принять заказ у клиента, который звонил ей каждый день: в приступе паранойи она заподозрила его в желании скупить все на корню, и это как раз перед наплывом покупателей — специально, чтобы понизить предложение. Тот буквально рухнул от такого обвинения: он просто большой любитель баклажанов по-пармски, может, он ими даже злоупотребляет, но никогда не работал на ее конкурентов. Что не убавило агрессивность Магги: Если это правда, тогда вы скоро заболеете. У нас первоклассный продукт, но ни один желудок не в силах выдержать такого количества сыра и томатного соуса ежедневно. Как это меня не касается? Касается, очень даже касается! Я не желаю, чтобы от моей кухни люди болели! В тот вечер, чтобы побыть немного одной, она присела на скамейку напротив пиццерии Франсиса Врете, где жизнь била ключом. К мрачным мыслям, крутившимся у нее в голове, добавились картины страшного насилия. Магги знала, что гнать их бесполезно, и стала ждать, пока это не пройдет само собой.
* * *
Они едва закончили заниматься любовью со всем пылом любовников, которым только что пришлось выдержать разлуку в целых три дня, и Франсуа Ларжильер включил над кроватью кинопроектор. Если другие после этого засыпают или закуривают, то он запускал в промежутке между любовными утехами какой-нибудь фильм, впрочем не обращая на него особого внимания. Бэль снова задумалась, почему бы этому человеку, которого она так любит, просто не обнять ее. В довершение всего из фильмов Ларжильер признавал только экшн, которые убивали всю прелесть момента. Он любил интеллектуальное фэнтези, утонченные ужастики, научную фантастику — только чтобы с кровью, — но больше всего — фильмы про гангстеров, сочетавшие насилие с задушевностью. Бэль не испытывала к этим жанрам никакого влечения. Прижавшись к нему, она обычно дремала, пока не начинался новый порыв страсти или пока Ларжильер не предлагал ей продолжить ночь каким-нибудь экстравагантным способом.
— Бэль? А вы видели «Крестного отца»?
— «Крестного отца»?
— Да, Фрэнсиса Форда Копполы?
Франсуа включил DVD. Он принадлежал к худшей разновидности киноманов, которые без зазрения совести комментируют действие, объясняют психологические моменты или начинают пересказывать диалог за секунду до того, как он начнется на экране. Убежденный в том, что Бэль не видела еще ни одного из фильмов, занимающих самые почетные места в его пантеоне, он считал своим долгом приобщить ее к «черному» кино исходя из того, что женщины менее чувствительны к этому жанру, чем мужчины.
— Да, я знаю, что вы сейчас скажете: это кино про бандитов, которые убивают друг друга, но знаете, все это гораздо глубже!
Ужасные, величественные судьбы, братоубийственные войны, честь и кровь, слезы и смерть, одни эмоции! Метафизика преступления, тестостерон и опера, гимн возмездию — грандиозно! А сцена, когда соперничающая семья собирается убить Вито Корлеоне в больнице? А возвращение на Сицилию и смерть невесты? А варфоломеевская ночь, организованная Майклом? Но главное — последние кадры, смерть отца на глазах у внука? Душераздирающе! Бэль выслушала этот панегирик с терпением влюбленной женщины, ее позабавило, как Франсуа заходится, рассказывая о культовых: словах или легендарных сценах, — когда речь шла о «Крестном отце», он не скупился на пафос. Восторженное отношение у него сохранилось с детства, оно говорило о его глубоком восхищении гангстерами — такими, какими они показаны в фильме. И дело тут было в самоотождествлении в крайнем его проявлении: голубая мечта большинства мужчин — эта сверкающая мужественность. Что надо иметь, чтобы найти себе место в мафиозном клане, — одни яйца или все же еще и душу?
Бэль страшно веселилась по этому поводу. Франсуа Ларжильер был полной противоположностью мафиозо. Он жил затворником, избегал привычных для миллионов людей мелких драм, а когда ему приходилось выбираться по делам за пределы родного квартала, и вовсе ходил по стенке. Он менял жилье только два раза в жизни и ни разу не бывал в пяти из двадцати округов Парижа.
— Вот-вот, послушайте! Он говорит: Go to те mattresses, буквально Идите к матрасам, но это значит, что он объявляет им войну! Это от итальянского выражения, когда солдаты баррикадировались в заброшенных домах и затыкали окна и двери матрасами.
Франсуа ошибался, но Бэль не хотелось ничего ему объяснять. На самом деле речь шла о беженцах, которые просили убежища и готовы были платить за место на полу, на матрасе.
— Видите этого актера? Это Роберт Дюваль, единственный несицилиец в клане Корлеоне, он ирландец, но для Вито он как сын. Он — консильере, советник клана.
Бэль сделала большие глаза, изображая удивление, и задала какой-то наивный вопрос, чтобы показать Франсуа, насколько она впечатлена его лекцией. Он называл всех мафиози из фильма по именам: Сони, Вито, Том и главное — Майкл, блудный сын, наследник империи, легендарный герой, сыгранный Аль Пачино. Он говорил о Майкле как о близком друге, он так хорошо понимал его — его внутренние драмы, душевные муки и даже его решения, иногда жестокие, но всегда основанные на безупречной этике и понимании чести. Ах, как сделать, чтобы Бэль разделила его восторг!
А Бэль, нежная, мягкая Бэль, чистая и непорочная, как Мадонна, разве сможет она испортить своему молодому человеку такое удовольствие? Чтобы он свалился со своих небес, лишился своего бандитского рая? Как признаться ему, что она узнала этот фильм еще до рождения, когда находилась во чреве матери? Он был частью ее детского приданого, лежал в кроватке, точно погремушка. Сколько раз малютка Бэль забиралась к папе на коленки в тот момент, когда он в сотый раз пересматривал этот фильм с такой грустной музыкой? Эта музыка служила ей колыбельной, она научилась ее петь одновременно с Jingle Bells — мелодией, которую дети начинают петь раньше, чем говорить, и которая сопровождает их потом всю жизнь. Как могла она рассказать Франсуа, что ее собственный крестный отец, принявший ее из рук священника у крестильной купели, звался Энтони Де Бьязе и был консильере клана Манцони? Энтони, мудрый Энтони, один совет которого мог разжечь или прекратить целую войну. Она могла бы рассказать о многих, оставшихся неизвестными широкой публике, но от этого не менее легендарных мафиози, целовавших ее когда-то в лоб. А сколько рук, сеявших смерть, качали ее колыбель? Сколько безжалостных убийц называли ее «самой красивой в мире», сколько капризов прощали ей, за то что она была дочкой босса? Личности, которыми Франсуа восхищался сегодня, были призраками прошлой жизни Бэль, подарившими ей детство, достойное принцессы. Не каждая девочка, став взрослой, имела воспоминания такой силы.
