Принц все-таки упал на колено. Получил еще один удар в спину и увидел перед собой ползущего по камням муравья. Откатился в сторону, ожидая последнего удара. Но его не последовало. Трое солдат окружили принца, не давая дикарям приблизиться к нему. Он вскочил и опять ринулся в бой.
Передышка, вызванная взрывом светового шарика, позволила на время отсрочить неизбежное. Но дикари опять начали наседать. Солдат вокруг принца разметало, они отчаянно бились, но не могли сдержать напор. Когда меч выпал из онемевшей руки, принц понял, что это все.
Удар в бок едва не снес принца, но он удержался на ногах. А потом сильные руки схватили его за плечи.
– Быстрее, принц, – послышался голос Раомона.
Последний удар по доспехам пришелся в спину. Принц опять упал на камни и уткнулся лицом в сухую теплую землю. Он был не в силах подняться снова. И сейчас должна была прийти смерть…
РУСЬ. СТРАХИ НОЧНОГО ГОРОДА
Тлеющая лучина отбрасывала слабый свет на четырех человек, рассевшихся в маленькой избе на окраине города. Обычно православные отходят ко сну с заходом солнца, но у этих людей не было намерения в эту ночь сладко спать. Планы у них были иные.
Убивец постукивал пальцами по лезвию своего любимого топора, татарин сидел неподвижно, скрестив руки на груди, и напоминал чем-то статую восточного божка. Герасим Косорукий, как обычно, ежился, зябко обхватив плечи руками, хотя вовсе не было холодно. Гришка нервно теребил рукав своей рубахи. Кабатчик Иосиф неторопливо напутствовал всех. Трудно было поверить, что этот человек может говорить так веско, убедительно и властно. Сейчас это не был убогий, жалкий горбун – выглядел он человеком серьезным и суровым.
– Вытащить его из дому проще простого, – сказал Хромой Иосиф. – Нужно только сказать, что…
Кабатчик произнес слова, которые должны были служить ключом к дальнейшим действиям, и потребовал у татарина:
– Повтори.
– Да чего повторять? – татарин заулыбался беззубым ртом и сразу утратил сходство с каменной языческой статуей. – Голова, чай, не пустая.
– Я говорю, повтори, откуда ты, кто, что тебе надобно. Ошибешься хоть в чем-то – головы не сносить.
– А мне и так ее не сносить. Как и всем нам. И тебе тоже, Иосиф.
– Типун тебе на язык. Повторяй.
Растягивая слова и ухмыляясь, татарин повторил, что ему говорил Хромой, слово в слово. Память у Хана была прекрасная, мозги варили, да и любил он полицедействовать и имел к этому способности не хуже, чем у ярмарочных скоморохов. Именно поэтому его и выбрали для самой ответственной роли.
– Пора, – хлопнул кабатчик ладонью по столу. – Гришка, ты понял, где тот дом находится?
– Понял.
Хромой Иосиф и сам мог бы провести туда разбойников, но опасался, что ночью его может кто-то случайно узнать, и тогда он будет уличен при всем честном народе.
– Повтори, – потребовал Хромой.
Гришка повторил.
Иосиф зажег свечку перед иконой в углу, перекрестился, поцеловал» святой образ. То же самое проделали Гришка, Хан, Герасим. А Убивец упал на колени, пробил со стуком несколько поклонов, истово шепча под нос молитву.
– Идите, – сказал Хромой Иосиф.
Полная луна хорошо освещала город, что для лихого дела было условием неудобным. Ноги у Гришки были словно ватные, мысли темные и отчаянные. Опять кровь. Как же можно убивать человека, который не сделал тебе ничего плохого и которого ты не видел ни разу в жизни?
Пробирались они поодиночке, чтобы не привлекать лишнего внимания и при опасности быстрее раствориться в ночи, но вместе с тем не теряли друг друга из вида, поскольку в городе хорошо ориентировался только Гришка. Улицы были пустынны. Лишь пропившийся до исподнего мужик дремал около кабака, ночной гуляка пробирался к своей зазнобушке, чтобы сполна насладиться ее прелестями, да вдалеке промелькнули силуэты стрельцов в островерхих шапках – они охраняли ночной покой горожан.
До нужного места компания добралась без происшествий. Около длинного забора, откуда открывался хороший обзор на дом, разбойники сбились в кучу, чтобы обсудить дальнейшие свои действия.
– Он вон той дорожкой пойдет, – сказал татарин. – И за этот угол обязательно завернет. Ежели там встать, то он вас не заметит. Главное, сразу наверняка бить. Поговаривают, что боец он шибко умелый, запросто отбиться может.
– Ничего, рука не дрогнет, – сказал Косорукий Герасим. Хоть и был он хил и болезнен, но никто лучше его не знал, как отправить человека на тот свет.
– Гришка станет туда, – приказал татарин. – С того места округа вся видна. Если какая опасность – стража аль еще чего серьезное, – свистнешь.
Все заняли свои места. Человек, живший в этом доме, уже приговорен к смерти, и вряд ли что спасет его. А ему, Гришке, уже никогда не вырваться из этой кровавой круговерти. Ох, худо…
Дворянину Матвею Семеновичу не спалось. Как всегда, в полнолуние у него болели кости и ныли старые раны, полученные в жестоких боях с врагами государства Российского. Много чего хранила его память, многое пришлось ему испытать, передумать за годы своей жизни. Помнил он моменты, когда казалось, что погибла Россия, упала и не поднимется больше православная вера. Помнил, как куражились иноземцы, разная сволочь и свой русский сброд, как разрасталась, будто черная туча ложилась на землю православную, смута и разорение. Ложь и корысть, глупость и трусость правили бал. Кулаки сжимались у Матвея, когда вспоминал он все это. Будто вчера было. Ох, как тяжело тогда приходилось тем, у кого честь и любовь к отчизне в крови. Но радостно было вспомнить, как проснулся, очнулся ото сна, сбросил оковы предательства и позора народ русский, собрал все то сильное и хорошее, что было в нем, и скинул с себя ненавистных кровососов. Бежали тогда поляки так, что пятки сверкали. Но пограбили они хорошо матушку-Русь. Целый обоз ценностей из первопрестольной увезли. Помнил Матвей, как отряд под его командованием догнал обоз, как бились с поляками и казаками – в плен никого не брали. Но не получилось – исчез обоз. А деньга та очень бы казне пригодилась. Сколько лет прошло. Сколько сил потрачено, чтобы выведать хоть чего-то об обозе, но как было все покрыто тайной, так и осталось.
В дверь комнаты, где в полумраке, разгоняемом лишь трепещущим огоньком одинокой свечи, сидел Матвей Семенович, постучался холоп Степаша, вялый и сонный.
– Человек к тебе, хозяин, просится. Морда басурманская. Гнать его в шею? – деловито осведомился холоп.
– А чего хочет?
– Говорит, дело к тебе важное имеет. Еще говорит, что из столицы самой приехал. Врет. В Москве морду такую басурманскую давно бы в Сибирь сослали.
– Зови его быстрее!
Через некоторое время недовольный холоп завел в комнату татарина, который отвесил низкий учтивый поклон.
Боярин исподлобья, оценивающим взором обвел посетителя. Что и говорить – морда не особенно приятная. Хотя что еще ждать от холопа? Обычная холопская морда – хитрая, якобы покорная, но глумливая.
