– Очень приятно, – кивнул Филатов.
Наученный горьким опытом, зная, кто перед ним, и решив больше не допускать проколов, как при общении с профессором Честертоном, Филатов выстроил ментальную защиту, предназначенную против телепатов. Этому фокусу его научили еще в исследовательском центре на «Лысой горе», и теперь умение, наконец, сгодилось на что-то.
– Не рассыпайтесь перед ним в вежливых оборотах, – порекомендовал Динозавр. – Это дикарь, и он с удовольствием съел бы ваше сердце.
– Профессор друг, – захихикал Черный шаман. – Он сам с удовольствием съел бы чье-то сердце.
– Это комплимент? – сухо осведомился Филатов.
– Комплимент, – кивнул Динозавр. – Он принял вас за своего.
– Глупости!
– Это мы увидим… Вот что, профессор, я пока не посвящал вас в подробности проекта. Это чудовище, – он кивнул на Черного шамана, – имеет власть над некими дальрезонаторами. Они позволят нам увеличить радиус заражения вирусом Росса аж до нескольких миллионов миль. Таким образом, мы получаем оружие, способное нанести сокрушительный удар противнику на невиданных доселе расстояниях.
– Любопытно, – кивнул Филатов.
– Огромные возможности. Представляете, неожиданно на Московии вспыхивает эпидемия. Восемьдесят процентов населения заражены. Московия просит помощи. Московия согласна на любые условия. И помощь приходит. Из Аризоны.
– И длящаяся столетия холодная космовойна заканчивается в миг.
– Точно. Сокрушительным разгромом противника. Они больше не поднимутся. И мы можем распространять наши идеалы, наш дух, наши демократические ценности и правила на весь человеческий космос.
– Заманчиво… Миллиарды жизней.
– Нет факта преступления. Стихийное бедствие.
– А правительство?
– Кому нужно это правительство? Свора недоумков. Равно как и деловые круги. В переломные периоды истории достаточно, чтобы несколько решительных людей договорились о совместных действиях. И чтобы они имели возможности. Мы имеем возможности. И мы имеем поддержку таких лиц.
– Вы собираетесь использовать новое оружие?
– Я – нет, – покачал головой Динозавр. – Но нужно просчитывать все варианты.
– Убьем врагов. Убьем… Все враги умрут, – затараторил Черный шаман.
И что-то в нем было, что Филатову поверилось в искренность этих слов.
– Думаю, пока до этого не дойдет, – сказал Динозавр.
А ведь они готовят акцию – осенило Филатова. Динозавр не уверен в этом, с ним вообще что-то не то. А Черный шаман знает, чего хочет.
Неожиданно Черный шаман приподнялся над троном и зашептал, колотя ладонью по черепу, служащему подлокотником:
– Вижу, вижу, вижу… Вот он, враг… Вот госпиталь… Ближе… Причаливает корабль… Другой отходит… Враг у себя… Он думает… Он ощущает… Ощущает мою власть… Он готовится к смерти.
– Что это значит? – спросил Филатов.
– Это значит, у нас проблема. Космический госпиталь. Мой старый знакомый некто Сомов. Они наткнулись на «болезнь памятников». Сейчас он занимается ее исследованиями. И является для нас угрозой.
– Как вы ее собираетесь отвращать?
– Не я. Он, – Динозавр кивнул на бьющегося в экстазе Черного шамана.
– Что это за дальрезонаторы?
– Завтра я вам покажу их. И вы начнете работать.
– Почему не сегодня?
– Потому что это зависит не от меня, а от этой скотины, – Динозавр кивнул на Черного шамана. – Но к завтрашнему дню он очухается. И мы приступим к работе. Нам нужно завершить подготовку в ближайшее время.
Но Филатов подозревал, что завтра у него будут другие проблемы.
* * *
– Опасность. Стой… Опасность. Стой… – бубнил комп
– Заткнись. Я пройду туда.
– Опасность. Подтверждение.
– Подтверждаю. В блок-единица я пройду. Вовнутрь
– Принято. Блок-единица – один человек.
Сомов выбрался из капсулы. И направился к камере, спрятанной за толстыми титанокерамическими стенками и за силовыми полями. Силовое поле лопнуло, чтобы тут же восстановиться вновь. Но Сомов был уже внутри купола. Отъехала в сторону двадцатисантиметровая плита.
– Опасно, – на этот раз верещал комп скафандра.
– Молчать, – кинул Сомов.
И вошел в камеру
Они были здесь. Те, с кем он сжился в последние дни. Кого ненавидел. И любил.
И он выпал из действительности.
Он видел свет. Ловил руками серые клочья тумана Ему было хорошо и вольготно
«Ты мой, мой, мой», – звучало где-то в глубине его души. Сначала он противился этим призывам, но потом согласился и с ними. Он не видел ничего плохого в этом отдаленном голосе. Голос обещал радость и свободу. Отчего? От той шелухи, которая и составляла его личность, была госпитальером Никитой Сомовым. Свобода от всего наносного. Возможность делать то, что вздумается, не ограничивая себя ничем. Или что вздумается тому голосу? Какая разница. Они едины сейчас – бывший госпитальер Сомов и обладатель далекого голоса, продолжавшего бубнить «ты в моей власти…»
Когда медицинский браслет стал показывать опасное состояние для организма, роботы вытащили Сомова из помещения и вывезли на главный модуль станции. Машины ничего не забывали. Энергетические вампиры, еще недавно безраздельно властвовавшие над госпитальером, остались без добычи и закружились по камере в бешенстве
По идее Сомова ждала «черная язва», как прозвали энергопробой, куда уходит вся жизненная сила. Так бы и было, если бы все время госпитальер не сжимал в руках «раковину». Она снова не дала ему погибнуть. Так что в себя он пришел уже через двадцать минут И чувствовал себя вовсе неплохо.
Он встряхнул головой, пытаясь вспомнить, чем занимался. Он вспомнил свой дикий порыв, вспомнил, как рвался в бункер. Он получил свое – теперь он знал о вампирах кое-что такое, чего не знал никто. Он слился с ними душа в душу И нащупал понимание их.
– Запись, – потребовал он. Привык наговаривать мысли. – Мне кажется, они являются любимыми творениями высокоразумной расы существ, называемых нами приорами.
Речь начинала становиться все менее связной.
– Это же приоры, черт бы тебя побрал! Разве это не понятно? Приоры– проклятие или благодетели Галактики? Или просто равнодушные мерзавцы? Или никто?! Пустота?! – Сомов начал метаться, как сумасшедший. – Приоры. Это ваши исчадия Ваши!
Неожиданно он будто наткнулся на стену, обхватил голову руками и упал в кресло. Виски стискивало, боль пульсировала внутри головы. Будто клещи сжимали ее.
И опять в сознание пробивался чей-то далекий голос. Но теперь он нес не освобождение, а страдание.
