* * *
Домой я вернулся совершенно разбитым, полным тревог и раздумий. Головокружение усилилось, но я выпил приготовленный ранее целебный отвар, и мне немного полегчало. И тут я почувствовал себя таким одиноким, несчастным и заброшенным на край света, что у меня проснулась жалость к самому себе. Может, зря я посвятил жизнь поискам чего-то неуловимого, постоянно ускользающего, едва начинаешь приближаться к нему? Я всегда стремился за горизонт, ожидая, что там меня ждет что-то необычное, высокое, но там ждали те же люди, те же города, только более или менее необычные, та же усталость, та же людская несправедливость и несчастия. А может быть, и не надо было никуда стремиться? Может, счастье ждало в родном Айзенахе, таком тихом и милом, знаменитом тем, что там в заточении был сам Лютер, и именно там он кинул чернильницей в явившегося ему дьявола. Неужели мне плохо бы было в объятиях прекрасной Эльзы, с которой я был помолвлен еще в двенадцать лет? Может быть, покидая свой городок и стараясь не оглядываться на плачущую у городских ворот невесту, я навсегда утерял право на счастье и попал в заколдованный круг бесплодных начинаний и ненужных проблем?
Но нет! Я все же немало повидал! Открыл для себя джунгли и пустыни, высокие снежные горы и полноводные реки. Встречал на своем пути чернокожих африканцев и краснокожих жителей Америки. Для меня стали родными Мадрид и Лондон. Я бывал в Стамбуле и Самарканде. И пусть не нашел я призрачного счастья, но скольким людям облегчил страдания, скольких вырвал из лап смерти. Такова уж моя судьба!
Это уже стало привычным для меня – ближе к вечеру в моем доме появился очередной гость. Правда, не могу сказать, что его визит обрадовал меня и помог развеять тоску. Лекарь Винер не относился к тем людям, к общению с которыми я стремлюсь. Кроме того, его лицо в отсвете свечей приобрело воистину жуткий, дьявольский вид.
– Рад вас видеть, герр Винер, – покривил я душой. – Моя персона доставляет вам немало хлопот.
– Это моя обязанность, мой крест, если хотите…
– Что же, я вас понимаю! И не останусь в долгу.
– Мне это известно…
– Мне не хочется в наших отношениях, – в отношениях образованных людей, заброшенных на край света и делающих одно дело, никаких недоговоренностей… Герр Винер, у меня нет никаких целей составить вам конкуренцию. Наоборот, мне хотелось бы, чтобы мы помогали друг другу в работе…
– Вы вряд ли станете мне соперником в моей профессии, – криво усмехнулся Винер. – Я лечу несколько иные заболевания
– Если не секрет – какие?
– Я пытаюсь врачевать души… А это посложнее врачевания тел.
– Несомненно, – кивнул я без особой радости. Я всегда со скептицизмом относился к лекарям, которые изъясняются так напыщенно. В голосе Винера была непоколебимая уверенность человека, которому не нужно никому ничего доказывать. И она тоже меня настораживала.
– Вы очень плохо выглядите, господин Эрлих. Вам не нужно было приходить к Бауэрам.
– Возможно, но это тоже были мои обязанность и долг.
– У вас слишком много долгов, – скривился Винер. В его голосе почудилась угроза.
– О чем вы говорите?
Винер вытащил из саквояжа склянку, налил в маленький стаканчик немного темной пахучей жидкости и протянул мне.
– Выпейте это.
– Благодарю. – Я посмотрел через жидкость ярко-зеленого цвета на огонек свечи и поставил стаканчик на стол. – Чуть попозже.
Несколько минут мы молчали. Я не знал, о чем говорить, а Винер, ничуть не стесняясь, впился в меня выпученными глазами, Его такая ситуация ничуть не смущала.
– Скажите что-нибудь, герр Винер, – не выдержал я. – Вы лекарь и обязаны развлекать больного.
– Я несколько по-иному понимаю обязанности лекаря.
– Неужели?
– Признайтесь, герр Эрлих, ведь я вам определенно не нравлюсь? – неожиданно полушепотом произнес Винер.
– Разве я дал вам повод так думать?
– Да, разумеется. А вот вы мне нравитесь. Тем, что вы отважились познать, что такое черное и белое. Что такое зло и благодать. И, мне кажется, вы знаете настоящую цену всему.
Я вздрогнул. Винер сформулировал те вопросы, которые так мучили меня в последние дни. Черное и белое… Но откуда он знает это? Угадал случайно? Невероятное прозрение? Впившиеся в меня выпученные глаза, казалось, видели мое существо насквозь. И не было от них секретов…
– Я недостаточно ясно понял ваши слова, герр Винер…
– Разве? Как можете не понять чего-либо вы? Вы, который прекрасно знает цену таким понятиям, как высокое и низкое, вы, который проник в суть вещей и человеческой природы.
– Вы изъясняетесь загадками…
– Какие могут быть загадки для вас? – оскал, обозначающий улыбку, стал еще страшнее. – Впрочем, это не имеет ровным счетом никакого значения. Пейте лекарство, Эрлих!
– Нет. – Я отодвинул стаканчик, и немного жидкости выплеснулось на стол.
– Почему? Это прекрасное лекарство. Вы вчера имели возможность испытать на себе его благотворную силу. Пейте!
Я потянулся к своему саквояжу и достал заряженный пистоль. Затем взвел курок и наставил оружие на моего недоброго гостя. Рука моя дрогнула, но я был уверен, что в случае необходимости и за сто шагов достану пулей герра Винера. И будет у меня для этого достаточно решимости, ибо почувствовал я, что Винер – враг мой, злой и безжалостный. «Странные люди хотят моей смерти!… Победить и стать неуязвимым!»
– Вон! – крикнул я.
– Не глупите, Эрлих, – без тени страха произнес Винер. – Я ничем не заслужил вашей немилости.
– Вон!
– Тогда до свидания! Я не говорю «прощайте», ибо уверен, что очень скоро мы вновь свидимся.
* * *
Язычки пламени свечей трепетали, и слабые тени трепетали им в такт. Я замер на стуле, положив локти на стол. На меня нашло какое-то оцепенение. Лень было вставать, думать, не хотелось двигаться. Мешанина воспоминаний, мыслей, опасений и надежд, которые никак не могли сложиться в моей голове в единую систему.
Постепенно оплыли и потухли две свечи, третью задул порыв сквозняка.
Неизвестно, сколько бы я так просидел, если бы меня не вывел из этого полудремотного состояния шорох. Скрипнула открываемая, в который раз не запертая мной дверь, – я совсем обезумел в последнее время, перестал обращать внимание на такие вещи, как запертые засовы и замки, и будто приглашал в мой дом всех злоумышленников.
Взвизгнула половица под тяжелым шагом. Ну, лекарь Винер, теперь меня ничто не остановит. Я поднял пистоль…
– Не стреляйте, я с миром! – раздался хрипловатый, немного испуганный голос. Речь была родная, немецкая.
– Стой, где стоишь! Иначе…
