Вмиг смешались два потока: команда галиона, владеющие оружием пассажиры и пехота схлестнулись с неудержимыми, несущимися, как лавина, исчадиями ада. Потом эти потоки разбились на отдельные группы отчаянно бьющихся, изрыгающих ругательства, предсмертно хрипящих, стонущих людей. Я старался не упускать из виду Адепта, зная, что он владеет оружием не настолько хорошо, чтобы выбраться из этой каши или хотя бы продержаться достаточно долго.
Это был жестокий беспощадный бой. Помню его урывками. Вот я пронзаю одного из трех головорезов, прижавших меня к стене… Вот второй из них падает, сраженный пулей… Вот нас захлестывает человеческая волна, и я уже не знаю, кто где, чьи удары я отражаю – своих или чужих.
Потом я сошелся с огромным верзилой, ловко управлявшимся кистенем и шпагой одновременно. Он был чертовски опытен. Но все равно умер, когда мой клинок вонзился точнехонько ему в глотку.
Испанцы превосходили пиратов численностью, однако пиратам было не впервой драться с теми, кого в два, в три, или даже в четыре раза больше, чем их самих. Невероятная свирепость, презрение к опасности, панибратство со смертью и воинское искусство делали их страшными противниками. Но и испанцы держались неплохо. Особенно отличался командир отряда пехотинцев, рубивший направо и налево своей тяжелой шпагой. Так что в целом силы были равны. Нам удалось сгруппироваться и занять оборону.
Палуба стала скользкой от крови, повсюду валялись трупы, раненые взывали к Богу о милосердии или проклинали небеса. Это был кровавый пир, когда все божеские и человеческие законы летят к чертям и вселенское зло показывает свой оскал. И каждый из нас становится его частью, попадает под его власть, если только хочет остаться в живых.
Предательство – ты многолико. Ты появляешься в самые ответственные минуты и сметаешь все, что стоит на твоем пути: доблесть, силу, героизм. В самый напряженный момент, когда решалось, кто кого, прозвучал пистолетный выстрел. Командир пехотинцев закачался и упал, царапая пальцами красный от крови палубный настил. Я увидел, как проклятый Джованни, улыбаясь, отбрасывает пистолет и скрывается с глаз долой. Мерзавец, надо было тогда его отправить на тот свет! Жалость и сострадание – вы сыграли со мной злую шутку! Какой же я был дурак! Вместе с тем я знал, что повторись все снова – и я опять бы отпустил негодяя. Не могу совершить хладнокровного убийства.
После гибели командира пехотинцев, дела наши пошли хуже некуда. Командир будто воплощал в себе дух всего отряда, стойкость и смелость, волю к победе. С его смертью боевой порыв угасал. Солдаты гибли один за другим. Иные, поддавшись малодушию, пытались сдаться и получали от пиратов награду в виде пули или клинка в сердце.
Кто мне нанес удар – я не видел. Я провалился во тьму. Очнулся связанный по рукам и ногам. Кроме меня на палубе валялось еще с десяток раненых солдат и матросов. Трупы уже выбросили за борт. Низкое солнце озаряло красными лучами и без того алую палубу. На ней толпилась пиратская братва, возбужденная мыслью о предстоящем грабеже. На специально принесенном стуле сидел худой однорукий мужчина, его щеку и губы пересекал шрам, навсегда придавший ему гримасу зловещей усмешки. Длинные каштановые волосы спускались на плечи и лоб. Когда он встряхнул головой, я увидел, что они прикрывают клеймо на лбу. Он мог заработать это клеймо где угодно – в английском или испанском суде, на французских или арабских галерах, на рабовладельческих плантациях.
Застонав от боли в голове, я попытался повернуться и тут же получил чувствительный удар босой ногой по ребрам.
– Лежи спокойно, испанец, или я отрежу твой длинный нос, которым ты вертишь без надобности!
Я больше не собирался напрашиваться на удары. Я увидел то, что хотел. Сзади меня на палубе лежал Адепт. Связанный. Живой.
Начался скорый и не праведный суд. Однорукий капитан пиратов, развалившись на стуле, поглаживал длинными пальцами лежащий на коленях пистолет. Двое головорезов привели едва держащегося на ногах капитана Родриго Маркеса.
– Почему ты не сдался на милость победителя, когда увидел наш флаг? – небрежно осведомился однорукий.
– Потому что не слишком надеялся на эту милость. О твоих милостях, Клейменый Джек, ходят легенды.
– Эти легенды не лгут, ты прав. Но тогда, у вас была бы надежда. Теперь же ее нет.
– Я богатый человек, – без всякого воодушевления и заискиваний, спокойно произнес капитан. – Мои родственники могли бы дать богатый выкуп.
– А разве легенды не говорят о том, что Клейменый Джек не берет выкупов? Тебе не повезло.
Капитан Родриго гордо выпрямился и насмешливо произнес:
– Говорить, что тебе придется несладко на том свете, вряд ли стоит, ты и сам знаешь, что твоя душа безвозвратно погублена. Но еще на этом свете ты до дна изопьешь самую горькую чашу. Будь ты проклят!
– Может, и буду, только не твоими мольбами, – ухмыльнулся Клейменый Джек и разрядил в Родриго пистолет. Тело тут же выбросили за борт. Капитана мне было жалко. Конечно, он отличался жадностью, но все-таки помог нам. Если бы он знал, что, приняв нас на «Санта-Крус», подводит черту под собственной жизнью…
– Тащите следующего. Надеюсь, он доставит нам больше удовольствий, – крикнул Джек, поднимая новый заряженный пистолет.
Следующим притащили Генри. Толстый лысый пират, державший веревку, которой был связан наш друг, сказал по-английски:
– Этот жалкий стручок силен как бык. Он сломал ногу Мартину и свернул челюсть Томазо Людоеду!
– Да, чтобы свернуть такую челюсть, надо немало потрудиться, – хмыкнул Клейменый Джек.
– А еще он визжал диким голосом, что он твой личный друг и что, если с его головы упадет хоть один волосок, ты вздернешь нас на рее.
– Что же, тут он был полностью прав. Здравствуй, Генри.
– Здравствуй, Клейменый Джек.
– Развяжите его, – махнул рукой атаман пиратской шайки.
И путы тут же спали с него.
– Почему ты избил моих людей, Генри? И вообще какого черта ты забыл на этой испанской лоханке?
– У меня здесь немало дел. Одно из них повидать тебя. И ты знаешь зачем.
– Знаю. И сделаю все, что велит наш обычай.
– У меня просьба к тебе.
– Если она не слишком обременительна…"
– Не слишком. Не убивай пленных. Ты завладел их имуществом. Зачем тебе брать еще и их жизни?
– Не выйдет! – резко отрезал пират.
– Тогда сохрани хотя бы жизни вот этих людей. – Он указал пальцем на меня и Адепта. – Это мои друзья.
– Твои друзья еще не мои друзья. Нет!
– Тогда… Тогда я покупаю их. По сто пятьдесят реалов.
Интересно, откуда у Генри взялись такие деньги?
– Не меньше трехсот за каждого!
