— А если бы чего-то не хотел говорить, — откликнулась Тиеми, — то тянул бы с этим до последнего момента и рассказал лишь тогда, когда, по твоему мнению, было бы слишком поздно и никакие мои возражения уже ничего бы не изменили. Я тебя слишком хорошо знаю, Нао.
И вправду, она его знала. Нао и Тиеми еще в детстве играли вместе. Его отец был самым значительным из вассалов ее отца, а затем сделался князем Сироиси. Поскольку у него были только дочери, он усыновил Нао, когда они с Тиеми поженились, и сделал его своим наследником. Так что они знали друг друга всю жизнь и были почти что братом и сестрой, в лучшем смысле этого слова.
— А здесь нечего возражать, — сказал Нао. — Все уже сделано. Мидори помолвлена.
— С кем?
— С сыном князя Киёри.
Госпожа Тиеми внезапно покачнулась, как будто ей сделалось дурно, и оперлась руками об пол.
— С Сигеру?
— С Ёримасой.
— О, нет! Этого не может быть. Не может быть.
— Свадьба состоится через неделю после летнего солнцестояния.
— Господин мой! Я умоляю вас изменить решение! — Тиеми согнулась в поклоне и прижалась лбом к полу. — Ёримаса уничтожит ее!
— Чепуха. Он — самурай знатного рода. Он будет терпелив.
Тиеми подняла голову. Лицо ее было мокрым от слез.
— Ты не можешь не знать, что о нем говорят.
— Я не прислушиваюсь к сплетням.
— Ёримасе нравится причинять боль женщинам…
— И тебе тоже не следовало бы к ним прислушиваться.
— Он связывает их, дает им наркотики, мучает их…
— Рассказывают, что некоторые гейши так играют. Это просто видимость, притворство, и только.
— Он использует свой орган как оружие, чтобы унижать и причинять боль. Он насилует их при помощи органов, взятых у животных…
— Я отказываюсь даже обсуждать…
Всхлипывая, Тиеми сказала:
— Некоторые гейши больше не могут работать. Одна умерла от причиненных повреждений. Другая покончила с собой. Третья получила такую травму, что стала страдать сильным недержанием, и сошла с ума. Когда ее брат приехал за ней и увидел, во что она превратилась, он убил ее, а потом и себя. Пожалуйста…
И госпожа Тиеми расплакалась, не в силах продолжать.
Князь Нао некоторое время сидел в молчании, склонив голову. Когда слезы Тиеми иссякли, а дыхание успокоилось, он сказал:
— Князь Киёри поделился со мной пророчеством.
— Пророчеством? Никто не верит в его способности, кроме невежественных суеверных крестьян. Ну, и еще тебя. Ты что, и вправду настолько глуп?
— За год до мятежа он сказал мне…
— Крестьяне голодали! — воскликнула госпожа Тиеми. — Не нужно быть пророком, чтобы понять, что они взбунтуются!
— Тиеми, успокойся.
— Если ты не отменишь свадьбу, я убью себя. Даю тебе слово дочери самурая.
— Тогда ты отнимешь у Мидори незаменимое достояние, которое понадобится ей для семейной жизни. Она слишком молода, чтобы обходиться без материнского совета и утешения.
— Если я убью себя, никакой свадьбы не будет. Подобное зловещее предзнаменование заставит отказаться от нее.
— Нет. Мидори выйдет за Ёримасу вне зависимости от того, будешь ты жить или умрешь, поскольку Мидори произведет на свет наследника княжества Акаока.
— Это и есть то самое пророчество?
Князь Нао кивнул.
— А как же сам Ёримаса? А Сигеру?
— Ни тот, ни другой не станут правителями. Править будет сын Мидори. Киёри видел это.
— А он видел, какие страдания его сын причинит нашей дочери?
— Не думай об этом. Прими то, что должно свершиться.
— Господин мой, Мидори — младшая из твоих детей и твоя единственная дочь. Ты очень любишь ее. Я знаю, что любишь. Как же ты можешь обречь ее на подобную участь?
— Такова ее судьба. Попытки уклониться от судьбы приведут лишь к худшим несчастьям.
— Что же может быть хуже?
Князь Нао придвинулся к жене и прижал ее к себе.
— Давай будем наслаждаться совместным счастьем ближайшие несколько недель. Это — последние недели, пока она с нами. После солнцестояния она отправится вместе с мужем в «Воробьиную тучу».
— Готова? — спросил Кацу. Он разделся до набедренной повязки; кожа у него была коричневой из-за бесконечного труда на полях, и блестела от пота после недавних усилий.
— Готова! — отозвалась Мидори. Ее верхнее кимоно уже валялось на земле, вместе с искусно вышитым, тяжелым поясом-оби, сандалиями, веером и ножом танто, который отец велел ей всегда носить с собой, для самозащиты. Ради свободы движений Мидори пропустила подол нижнего кимоно между ног и заткнула за пояс, образовав подобие брюк, смахивающих на штаны-хакама, которые самураи носят во время боя, только покороче. Получилось не особенно изящно — на самом деле, вид получился совершенно неподобающий, и родители, а в особенности мать, поднимут жуткий крик, если застукают ее в этом виде. Но что ей еще оставалось? Мидори была твердо уверена, что в состоянии побить этого хвастуна Кацу — но, естественно, не в том случае, если она будет разряжена, словно кукольная принцесса.
— Эй, как по-твоему, кто победит? — услышала она возглас в толпе. Работа застопорилась. Все, кто только находился в это время в саду, сбежались поглазеть.
— Кацу быстрее всех в деревне. Конечно, он выиграет.
— Мидори тоже проворная.
— Она проворная для девчонки. Девчонки не могут побить мальчишек.
— Мидори может. Она побеждала всех, с кем соревновалась, хоть девчонок, хоть мальчишек.
— А, брось! Ей просто поддавались, потому что она дочка князя.
Ничто иное не могло бы так разозлить Мидори или так подстегнуть ее решимость победить, как эта реплика.
— Пусть кто-нибудь даст сигнал, — велела она.
— Давай я! — вызвалась Мити, ровесница Мидори и ее лучшая подруга среди деревенской детворы.
— И я хочу! — заявил кто-то еще.
— Ты всегда хочешь.
— Потому, что мне никогда не давали подавать сигнал, вот почему.
— Хватит спорить, — сказала Мидори. — Мити, ты подашь сигнал.
— Ха!
— Вот черт!
Взгляд Кацу был прикован к дереву, у которого они стояли.
Мидори оглядела Кацу. Ему было шестнадцать, он был крепко сбит и красив, хоть и грубоватой красотой. Для Кацу это была всего лишь еще одна возможность покрасоваться, похвастаться своей силой и быстротой перед деревенскими девчонками, а может, и перед самой Мидори тоже. Для Мидори же все это было куда серьезнее. Она приходилась дочерью князю этих земель. В ее жилах текла кровь бесчисленных поколений самураев. Всякая схватка между двумя людьми по сути своей ничем не отличалась от смертельного поединка. Мидори продолжала смотреть на Кацу. Она не смотрела на дерево. Дерево тут и никуда со своего места не денется. Оружие имело значение, и оружием тут была погода, рельеф местности и время суток. Но истинный ключ к победе в том, чтобы победить своего противника еще до начала схватки. Мидори много раз слышала это от отца, когда он обучал ее братьев искусству ведения войны. Она продолжала смотреть на Кацу. В конце концов он тоже мимоходом взглянул на нее. И его глаза тут же оказались намертво скованы ее взглядом. Кацу от удивления приоткрыл рот. И ровно в это мгновение Мити подала сигнал.
