Эмилия нахмурилась; в душе ее боролись сострадание и неодобрение.
– Вот верное доказательство того, что эти сны и вправду не более чем сны. Библия говорит: «Пророчество же не для неверующих, а для верующих».
– Возможно. Впрочем, меня это не очень беспокоит. Я вижу сны гораздо реже, чем мои предки.
И в тот же самый миг, едва эти слова сорвались с его губ, мир вокруг померк и Гэндзи обнаружил, что находится в другом месте.
* * *
Легкий ветерок овевал разгоряченное лицо.
Ветви были усыпаны белоснежными цветами, и воздух был напоен их сладким ароматом.
Яблоневая долина в цвету.
Должно быть, сейчас весна.
От царящей вокруг красоты у Гэндзи сжалось сердце, и на глаза навернулись слезы. Он был счастлив, и все же… Что за чувство наполняло его душу? Он не мог понять этого. Возможно, будущий Гэндзи это знал, а вот он нынешний – нет. Как и в прошлый раз, он очутился внутри личности, которой еще не стал. Его руки – одна сжимала поводья, вторая лежала на рукояти меча – не очень отличались от тех, которыми он только что поднес розу Эмилии. Значит, это не слишком отдаленное будущее – он не успел постареть.
Гэндзи дал волю коню, позволив животному идти, куда оно пожелает. Он отправился в путь без конкретной цели. Он ждал. Но чего? Нетерпение заставило его соскочить с седла, и он принялся расхаживать взад-вперед. Потом поднял голову и увидел ту самую ветку, на которой сидела Эмилия, когда он подарил ей эту долину. В тот же самый день Хэйко явилась к нему с исповедью. При мысли об этих двух женщинах Гэндзи улыбнулся.
Прекрасная гейша, знающая куда больше, чем ей следовало бы.
Наивная чужестранка, знающая лишь то, что ей хотелось знать.
Он подумал о них, и это снова напомнило ему о жестоких ограничениях пророческого дара.
Сперва Гэндзи почувствовал, как дрожит земля, и лишь после этого услышал стук копыт – кто-то гнал лошадь галопом. Он взглянул в сторону выхода из долины и увидел на склоне здание с островерхой крышей и примыкающей к нему колокольней. Колокольню венчал христианский крест. Мимо церкви Эмилии стремительно проскакал Хидё. Гэндзи не стал ждать, пока тот подъедет и сообщит ему новости; он вскочил на коня и помчался в сторону «Воробьиной тучи».
Во дворе было полно слуг. Завидев Гэндзи, они принялись кланяться. Не обращая на них внимания, он бросился в замок. И еще с дальнего конца коридора услышал вопли новорожденного, долетающие из его собственной спальни. Ноги сами понесли князя туда.
Служанка поднесла ему младенца – показать. Но Гэндзи сейчас интересовала мать, а не ребенок. Он лишь скользнул беглым взглядом по пищащему комку и собрался войти во внутренние покои. Но тут оттуда вышел доктор Одзава и закрыл за собою дверь.
– Как она?
– Роды были очень тяжелые, – сказал доктор Одзава. Лицо у него было мрачное.
– Но ей ничего не грозит?
Доктор Одзава покачал головой и согнулся в поклоне.
– Мне очень жаль, мой господин…
И при этих словах Гэндзи затопило одно-единственное, ни с чем не смешанное чувство. Горе. Он рухнул на колени.
Доктор Одзава опустился рядом с ним.
– Князь Гэндзи, вы – отец.
Гэндзи был сломлен скорбью и даже не возражал, когда ему в руки вложили младенца. У ребенка на шее что-то поблескивало. И хотя слезы застилали глаза Гэндзи, он мгновенно узнал эту вещь. Он уже видел ее. Даже дважды.
В первый раз – в другом видении.
И во второй – в снежной норе.
Небольшой серебряный медальон, украшенный изображением креста и стилизованного цветка, скорее всего лилии.
* * *
– Я же предупреждал вас, господин, что вам не следует перенапрягаться, – строго сказал доктор Одзава.
Гэндзи лежал на постели, в комнате, выходящей в розовый сад. Он не помнил, как здесь очутился. Но помнил, как терял сознание.
– Я всего лишь беседовал с гостями.
– Значит, вы беседовали слишком долго. Пожалуйста, господин, разговаривайте поменьше.
Гэндзи уселся.
– Со мной все в порядке.
– Люди, с которыми все в порядке, не падают без сознания.
– Это было видение.
– А! – понимающе протянул доктор Одзава и взглянул в сторону двери. – Ханако!
Дверь отъехала в сторону, и в комнату заглянула Ханако.
– Да, доктор.
На лице ее было написано живейшее беспокойство, но она улыбнулась князю и поклонилась.
– Принеси чай, – велел доктор Одзава.
– Лучше сакэ, – возразил Гэндзи.
– Чай, – твердо повторил доктор.
– Да, доктор, – отозвалась Ханако и исчезла.
– Рассказать?
– Как пожелаете, – сказал доктор Одзава.
Он оставался главным врачом клана вот уж сорок лет. До Гэндзи его пациентами были Киёри и Сигеру. Одзава знал о видениях все.
– Но, боюсь, я не смогу его истолковать. Мне никогда еще этого не удавалось, – добавил врач.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз.
– Не обязательно, мой господин. Некоторые вещи так и не происходят.
Гэндзи постарался пересказать свое видение как можно подробнее. Он ждал, что доктор Одзава что-нибудь скажет, но тот молча потягивал чай.
– Это видение подобно первому, – сказал Гэндзи. – Оно ничего не проясняет, а лишь запутывает еще больше. Кто мать ребенка? Должно быть, это госпожа Сидзукэ из первого видения. На ребенка надели медальон матери. Но в первом видении госпожа Сидзукэ была жива, а я умирал, а здесь, похоже, все случилось наоборот. Неразрешимое противоречие.
– Да, на то похоже.
– Как по-твоему: я видел то, что произойдет, или то, что может произойти?
– Все, чем делился со мной ваш дедушка, свершилось, – сказал доктор Одзава и сделал еще глоток. – Однако же я знаю, что делился он не всем. Ничего из того, о чем говорил ваш дядя, не воплотилось. Пока что. Но с вами дела обстоят совсем иначе. У вас было два видения и будет еще одно. И все. На мой взгляд, вам повезло куда больше, чем Киёри или Сигеру. Вам не грозит обрести слишком много ясности или слишком мало. Ее будет ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы усилить вашу бдительность.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Как я могу на него ответить? Разве я знаю будущее? Я не пророк, я всего лишь лекарь.
– Ответ, достойный философа, – сказал Гэндзи. – Но бесполезный. А мне нужен совет.
– Единственное, что я могу высказать, – это мое скромное мнение. Я не решился бы назвать его советом.
