– Вы его видите, господин?
Кудо никого не видел. Но он совершил ошибку и уразумел это лишь сейчас. Он смотрел вверх. Вниз он не смотрел. С сосен опало множество игл, и три ложбинки были засыпаны этими иглами.
Кудо извлек меч из ножен.
– Прикройте меня.
Он приблизился к ближайшей ложбине и с размаху вонзил катана в мягкий хвойный покров. Ничего. Вторая и третья ложбинки тоже оказались пусты.
Сигеру не было наверху. Его не было внизу. Больше ему негде прятаться. Значит, он не стал устраивать здесь ловушку. Сигеру безумен, но все-таки по-своему очень, очень умен. И терпелив. Скрытность и терпение неразлучны.
– Привяжите лошадей. Ты – лезь на сосну. Будешь наблюдать.
Сигеру подстерегает их где-то в другом месте. Возможно, этой ночью им ничего не грозит. По крайней мере, так говорил здравый смысл.
Но Кудо не мог уснуть. Он еще раз сходил к ложбинкам и потыкал в них мечом.
Тут его окликнул часовой, сидевший на дереве:
– Господин, сюда движется лошадь. Всадника не видно.
Боевой конь Сигеру. Он приблизился на некоторое расстояние, заржал, потом отскочил в сторону, как будто хотел подойти поближе, но не решался.
– Он хочет присоединиться к нашим лошадям, – сказал часовой.
Поведение жеребца было вполне понятно. Боевых коней приучают не доверять никому, кроме хозяина.
Но вот почему он вообще сюда явился? Действительно ли он ищет общества себе подобных? Или что его гонит?
Тревога, снедавшая Кудо, усилилась. Тут явно крылась какая-то хитрость. Кудо выглянул из-за сосны.
– Ты уверен, что на лошади никого нет?
– В седле – никого, господин, и на боках тоже.
– А под животом?
Часовой присмотрелся повнимательнее.
– Не думаю, господин. Силуэт кажется совершенно нормальным.
– Ты готов поручиться за это жизнью?
– Нет, господин, – быстро откликнулся часовой.
– Застрели коня.
– Слушаюсь, господин.
Кудо отнял руку от ствола и обнаружил, что испачкал ладонь. Ствол сосны расщепился, и по коре протянулась необычно широкая и густая полоса смолы. Древняя сосна источена возрастом, болезнью, бурей, вот и растрескалась. Когда часовой наверху пошевелился, устраиваясь поудобнее, дерево угрожающе заскрипело. Этот звук породил отклик в душе Кудо. Все-таки деревья и люди похожи…
– Лучше спустись и залезь на другое дерево, – велел Кудо. Старый ствол может и не выдержать отдачи при выстреле из мушкета.
– Слушаюсь, господин.
Кудо повнимательнее присмотрелся к линии, по которой расщепилось дерево. Она образовывала необычный узор, как будто здесь была… дверь!
И внезапно сосновый ствол распахнулся.
Кудо узнал безумное, измазанное смолой лицо. В тот же миг клинок вошел ему в грудь, пронзил сердце и вышел из спины. Интуиция не подвела Кудо. Он был прав, подозревая что-то неладное, но уже не успел порадоваться своей прозорливости.
* * *
Сигеру, залитый кровью предателей, рубил одновременно и людей, и демонов. Он слышал крики и выстрелы, но они звучали приглушенно, словно доносились издалека. Все это перекрывал рев огромных металлических стрекоз, нависающих у него над головой.
Из глаз стрекоз били слепящие лучи света.
Круглые крылья стрекоз непостижимым образом вращались над спинами.
Детеныши стрекоз – уродливо вытянутые металлические червячки – с огромной скоростью проносились мимо Сигеру, словно шли по следу. И сквозь отверстия в них виднелись тела тысяч обреченных, сбившихся в груду.
Сверкающие клинки описывали дуги и окружности.
Кровь била фонтаном.
На снег падали тела и части тел.
Люди кричали и умирали, и в конце концов остался лишь один кричащий человек.
Сигеру кричал до тех пор, пока воздух в легких не закончился и сознание не покинуло его.
Лишь после этого стрекозы исчезли.
* * *
Он пробудился от видения бессчетных миллионов. Повсюду, насколько хватало глаз, кишели люди – словно насекомые. Столпы из камня, стекла и стали возносились к облакам. Внутри этих столпов было еще больше народу; люди набивались туда, словно трутни в улей. Множество гнезд располагалось под землей – толпы людей с безжизненным, тусклым взглядом проходили сквозь врата и исчезали под землей.
Он споткнулся и упал на труп лошади. Холм был усыпан телами. Его собственный конь стоял неподалеку и с подозрением наблюдал за ним.
Когда Сигеру поднял взгляд, видение развеялось. Надолго ли?
Он принялся осматривать мертвых. Кудо лежал лицом вниз рядом с расщепленным стволом упавшей сосны. Сигеру ухватил покойника за волосы и отсек ему голову. Когда он вернется в «Воробьиную тучу», то насадит эту голову на копье и оставит гнить у въезда в замок.
– Тебе не придется скучать в одиночестве, – сказал Сигеру, обращаясь к отрубленной голове. – К тебе скоро присоединятся твоя жена и дети.
Ему пришлось два часа улещивать коня, прежде чем жеребец вновь позволил сесть на себя. Сигеру поскакал на север. Только бы не опоздать!
* * *
Все вокруг было в огне. Он находился в Эдо, и Эдо горел. Небо было усеяно не облаками – крылатыми цилиндрами. Из этих цилиндров сыпались бочки; падая, они рассыпались на пышущие жаром угли, а те взрывались, поджигая все вокруг.
Вокруг бушевала огненная буря, и нечем было дышать.
Среди руин виднелись обгорелые останки людей, застигнутых в момент совокупления.
Сигеру сжал поводья и позволил коню самому выбирать путь.
Если он проведет еще сутки вдали от своего племянника, то станет поздно.
* * *
Увидев вдали всадников, семь человек в лохмотьях бросились в ближайшие кусты и затаились. Они были вооружены кто во что горазд: три пики, четыре копья, старинный длинный меч с обоюдоострой заточкой и два кремневых пистолета – без кремней, пороха и пуль. Это были мальчишки, но страх и лишения оставили жестокий след на их лицах и состарили их до срока. Семь пар запавших глаз, выступающие челюсти и обтянутые кожей губ зубы. Их лица превратились в черепа, едва покрытые плотью.
– Если мы убьем его, то сможем съесть его лошадь, – мечтательно сказал один.
Его сосед насмешливо фыркнул:
– Как мы съели тех двух лошадей?
– Откуда нам было знать, что у них пистолет?
– И какой пистолет! – вмешался в разговор третий. – Он выстрелил много раз подряд, и его ни разу не перезаряжали!
