«Не ваше дело, придурки». Но в голове был туман, и руки дрожали.
Она открыла дверь палаты. Тамара стояла у окна, спиной к двери. Ее предупредили, и она собиралась с силами перед тем, как Вика войдет. Дочь. В детстве она постоянно пищала по любому поводу: «Мама, скажи им, ну чего они, мам».
– Мама, здравствуй, – сказала Виктория, и Тамара прислонилась к стене, чтобы не потерять сознание.
– Здравствуй, Вика.
– Я не знаю, что тебе сказать… Я просто пришла повидаться.
Тамара близко подошла к дочери, окинула ее быстрым изголодавшимся взглядом и увидела ее сразу всю: близорукие глаза, детский капризный рот, полноватую фигуру, сутулость, немного неуклюже поставленные ноги, тонкие красивые руки… Сердце не удержалось на своем месте, оно сдвинулось жарким комом. Тамара обняла дочь, вдыхая ее родной запах и задыхаясь от слез.
Виктория тоже чуть было не заревела в голос, но вспомнила Князева, суд… И эту проклятую мамину упертость. Одной ногой в могиле, но обязательно надо доказать свою правоту. Она отстранилась и раздраженно спросила:
– Тебе легче будет, если ты нас опозоришь или посадишь?
Тамара устало опустилась на стул.
– Ты действительно ничего не понимаешь? – с тоской спросила она. – Извини, Вика, но я не могу в это поверить. Давай пока закончим на этом. Будем считать, что повидались.
– Что ты опять начинаешь, как дура обиженная?
– Ш-ш-ш. Иди. Тому, кто тебя прислал, передай, что я жива.
* * *
Наташка сидела на кровати Блондина в трусиках и лифчике и пила шампанское из бутылки. Она в лицах воспроизводила свою победоносную схватку в милиции. В квартиру позвонили. Два звонка – Блондину. Он пошел открывать. На площадке стоял нетрезвый Князь.
– Может, пригласишь, халтурщик несчастный?
– Да я…
– Ладно, не оправдывайся. Отбой пока. Пусти же.
Он тяжело прошел в комнату, плюхнулся на стул.
– Выпить есть?
Блондин достал из-под стола начатую бутылку водки.
– Шампанского хочешь отхлебнуть? – гостеприимно предложила Наташка, протягивая бутылку.
Князев только сейчас ее увидел. Он помотал головой, чтобы убедиться, что ему не померещилось. Действительно, сидит на кровати полуголая девчонка, маленькая, светленькая и хорошенькая, как ангел.
* * *
Девочку звали Зина Иванова. Биологическая мать каким-то образом родила красивого, нормального ребенка, практически не выходя из состояния опьянения. Девочке было около года, когда ее просто вышвырнул на мороз очередной сожитель матери. В больнице у нее в крови обнаружили алкоголь. Ее так усыпляли, чтобы не плакала и есть не просила. Она пробыла в доме малютки до трех лет, потом переехала в дошкольный детский дом. К этому времени она уже научилась защищаться: руками, ногами, зубами. Но победить тогда, к сожалению, ей удавалось только детей. От воспитателей ей здорово доставалось. И в темной комнате сидела сутками без еды. И следы от ремня часто горели под жесткими колготками. Свидания с Галей стали ее праздниками. Недели не прошло со дня их знакомства, когда она назвала Галю мамой. Галя, конечно, ею просто заболела. Она колотилась во все чиновничьи двери, обращалась в суды, правозащитные организации, пыталась поймать какого-нибудь охраняемого депутата. Когда это удавалось, депутат милостиво обещал подумать, «если вы напишете официальное письмо». Галя писала и получала ответ, в котором говорилось, что ее обращение направлено в органы опеки, и больше к этому депутату охрана ее не допускала. Однажды она прочитала в «Литературной газете» очерк «Чужие дети». И на следующий день примчалась к автору, седому усталому мужчине.
– Я здоровая незамужняя женщина с наследственной шизофренией. Хочу удочерить девочку. Мою девочку, – выпалила она с ходу, глядя в его серьезные глаза и понимая в отчаянии, что говорит совсем не то.
– Давайте подумаем, – улыбнулся журналист. – Вы удивительно искренний и критичный человек.
У них получилось! Галя привезла к себе в квартиру Зину Иванову и показала ей документ, согласно которому она теперь Наташа Боброва. Галина дочь.
– А я сразу узнала, что ты моя мамка, – удовлетворенно сказала девочка.
* * *
Вечером Сергей заехал в клинику, забрал у Дины готовый текст об Алисе Голдовской для журнала «Элита».
– Ты с ней виделась?
– Да. Ее оперируют прямо завтра. Говорят, все выглядит тревожно.
– Как Тамара?
– Она просто распалась на части после визита дочери.
– Не надо было пускать эту суку.
– Ей она ребенок, Сережа. Это ужасно, но она ее не разлюбила, несмотря ни на что.
– Помоги ей справиться. Она будет присутствовать на суде. От ее поведения многое зависит. Ты не решила насчет Стражникова?
– Да я особенно не решала.
– Прежде чем ответишь, знай одно: только так мы можем вытащить парня. Тогда не удалось. Но если сейчас это в струю… Понимаешь? Они вернутся к расследованию по вновь открывшимся обстоятельствам. Эксгумация и все такое.
– Да. Саша Блинов. Он думает, мы его бросили. Сережа, соглашайся.
Дина вернулась в палату и склонилась над неподвижно лежащей Тамарой.
– Тамарочка, миленькая, я тебя люблю. Я с тобой. Хочешь поговорим? Или помолчим? Как хочешь.
– Она просто глупая, Дина. Ну и, наверное, не очень добрая. Но она не преступница. Это все ее муж. Он подонок и убийца. У них ремонт был, и они ко мне переехали. Он был юрисконсультом в Министерстве обороны. Я заметила, что к нему часто люди приходят по делу домой. Ну почему, казалось бы, на работе не поговорить? Я стала прислушиваться, потом подслушивать… И поняла: он руководит куплей-продажей каких-то грузов, которые оформляют официально под другое. Потом поняла – это оружие, наркотики, транквилизаторы, знаешь, которые для армии специально поставляют. И одну подмосковную часть он сделал перевалочной базой. К нему и бандиты приходили, и чеченцы…
– Слушай, Тамара, эта часть не в Г-но?
– Да.
– А к вам никогда не приходила молодая женщина, Ирина Сидорова?
– Я знаю Иру. Чаем ее пару раз поила. Она сопровождала грузы, кем-то там числилась при штабе.
– Скажи еще раз фамилию твоего зятя.
– Князев, Вячеслав Евгеньевич.
В палату заглянула санитарка: «Дина, зайди, пожалуйста, к Андрею Владимировичу. Он что-то сказать хочет».
Когда Дина тихо открыла дверь кабинета главврача, он просматривал документы. Она поймала себя на том, что любуется. Такой крупный, сильный мужчина, с породистым, интеллигентным лицом и красивыми руками хирурга. Он поднял голову, они встретились взглядами и сразу стали сообщниками. Страстный заговор мужчины и женщины против всего мира соединил настороженные сердца и нетерпеливые, истосковавшиеся тела. Им показалось, что всю предыдущую жизнь они только и делали, что тосковали друг по другу. Он закрыл дверь на ключ, осыпал ее поцелуями и не сказал ничего из того, что хотел бы. Но она и так все поняла.
