«Время уже позднее, – подумал, – но, в конце концов, это же наш участковый, которого я знаю». И открыл дверь.
В квартиру вошли двое в штатском и участковый.
– Вот, приехали с вами поговорить, – сказал участковый, словно оправдываясь.
Один из людей в гражданском обратился ко мне:
– Простите, у вас есть документы?
– Конечно, – ответил я, вышел в комнату, взял паспорт и, вернувшись, протянул ему.
– Очень хорошо. У нас есть санкция прокурора на обыск в вашей квартире. Кого нам лучше пригласить понятыми?
– По какому поводу обыск? – ошарашенно спросил я.
– Повод самый обычный – в связи с сокрытием вещественных доказательств.
– Каких еще доказательств?
– Так кого нам позвать понятыми? – повторил он свой вопрос.
Наш участковый тем временем уже звонил в соседнюю дверь. Оттуда вышли соседка и сосед.
Я понял, что ситуация осложняется.
– Позвольте, давайте уточним, – и специально повысил голос, чтобы моему коллеге, который ждал на другом конце телефонного провода, было хорошо слышно все происходящее.
Я услышал, как он закричал:
– Может, мне приехать?
Я громко продолжал:
– Хорошо. Если вы собираетесь проводить следственные действия, тогда назовитесь – откуда вы, кто вы.
– Конечно, – произнес мужчина в штатском, – извините, что не представились. Мы – из Мытищинской прокуратуры. Вот санкция прокурора Мытищинского района на обыск вашей квартиры, – и он протянул мне стандартный бланк постановления на обыск.
– А вы сами кто?
– Мы – оперативные работники криминальной милиции.
– А документы у вас есть?
– Конечно, – и оба протянули мне свои удостоверения.
«Так, криминальная милиция, это – уголовный розыск, – думал я, – хорошая картинка получается!»
– А что, собственно, вы хотите искать в моей квартире?
– Прежде всего мы хотели узнать, есть ли у вас мобильный телефон?
– Да, есть.
– Вы можете показать его нам?
– Конечно.
Я прошел в комнату. Оперативник двинулся за мной.
«Интересно, – думал я, – может, он решил, что я сейчас вытащу из-под кресла автомат и начну стрелять? У меня и автомата-то никогда не было».
Подойдя к подоконнику, я взял телефон, лежавший в зарядном устройстве, и протянул его оперативнику.
– А какой номер телефона? Разрешение у вас есть? – спросил оперативник.
– Разрешение есть, сейчас найду.
Разрешения на мобильный телефон давно уже никто не спрашивает, но у меня, естественно, оно сохранилось. Я вытащил его из стопки документов.
– Вот, разрешение на мобильный телефон.
– Товарищи понятые, – произнес оперативник, – прошу обратить внимание – мобильный телефон господина адвоката, – он назвал меня по имени-отчеству, – изымается как вещественное доказательство. – И положил мой мобильник в полиэтиленовый пакетик.
«Одно нарушение есть, – заметил я про себя, – оперативник должен был как-то отметить присутствие понятых, а он этого не сделал. Если что – можно на этом сыграть. До чего же неудобно! Мытищинская прокуратура, серьезные дела по убийству – и вдруг ко мне. Что случилось?»
– Других запрещенных предметов нет? – спросил оперативник.
– Каких запрещенных? – переспросил я.
– Вы сами знаете: оружие, наркотики, взрывчатые вещества. Вы же адвокат и не хуже нас все знаете.
– Да, я знаю, у меня таких предметов нет.
– Мы вам верим, – сказали оперативники, – и не будем проводить обыск, но вам необходимо проехать с нами на беседу.
– Куда? – удивился я.
– В Мытищинскую прокуратуру. С вами побеседуют и отпустят. Поехали?
Теперь у меня осталось немного времени на раздумье. Нужно было определяться, ехать или нет. С одной стороны, конечно, ехать я не обязан – не было санкции на мой арест или задержание, а только на обыск. Но, с другой стороны… если я отказываюсь от поездки, то тогда в ответ на это они могут провести обыск по полной программе, что может привести к следующим результатам: могут подбросить какой-либо компрометирующий меня предмет – те же самые наркотики либо патрон. Второе – все имущество, мебель может быть сильно повреждена, мне назло. Тем более – по процедуре обыска это допускается.
Немного подумав, я решил ехать с ними. В конце концов, никакой опасности для меня не было. Скорее всего эта мера связана либо с напоминанием мне, что помимо того, что я адвокат, я еще и обычный гражданин, а следовательно, на меня распространяются все статьи УПК, включая обыски, допросы и прочее, а второе…
Второе – скорее всего попытка вывести меня из какого-либо уголовного дела, допросить в качестве свидетеля. В каком плане закон подразумевает это? Скажем, видит следователь или оперативный работник, что адвокат серьезно участвует в каком-либо уголовном деле, тогда он под каким-либо предлогом вызывает его как свидетеля и начинает допрашивать по тому же делу. Тогда на основании закона адвокат уже не имеет права быть защитником в этом деле. Такие уловки правоохранительные органы применяли часто.
Я дал согласие на поездку в прокуратуру.
Вскоре мы промчались на машине по пустынной Москве, выехали на Кольцевую дорогу и оказались в небольшом подмосковном городке, в четырехэтажном кирпичном здании, огороженном металлическим забором.
Несмотря на то, что было уже далеко за полночь, окна первых двух этажей были ярко освещены. Это говорило о том, что там продолжалась работа. Войдя в помещение, мы прошли по коридору и поднялись на второй этаж. Второй этаж, как я заметил, представлял собой нечто типа отстойника для задержанных, так как сразу у входа стояло несколько милиционеров с автоматами.
Вероятно, это были люди, охраняющие выход. В коридоре находилось несколько человек.
«Так, – подумал я, – значит, я не один, значит, еще несколько человек вызвали по этому делу, судя по тому, что так активно работают ночью».
Мне показали на стул недалеко от какого-то кабинета, а сами оперативники скрылись за дверью.
Прошло минут пятнадцать-двадцать, меня никто не вызывал. Я огляделся. Среди мужчин и молодых людей явно криминальной наружности заметил несколько девушек и пожилого человека. Всего насчитал шестнадцать человек. Также я обратил внимание, что по этому делу скорее всего работала целая следственная бригада, так как людей из коридора вызывали в разные кабинеты.
Наконец дверь кабинета приоткрылась, и оперативник, доставивший меня, выглянул оттуда и подал знак, чтобы я зашел.
Я вошел. За столом в небольшой комнате сидел мужчина лет тридцати двух – тридцати трех. Вероятно, это и был следователь. Он был без пиджака, в водолазке. Когда я вошел, следователь что-то писал.
