– Ничего не знаю. Не значится и все.
– Не может быть! Узнайте, пожалуйста, у начальника, в чем дело!
Контролер нехотя сняла телефонную трубку, набрала три цифры внутреннего номера. Назвав начальника по имени-отчеству, она сказала:
– Это вас беспокоит Вера из картотеки. Тут к Захарову пришли, который со спеца, спрашивают, куда его доставили.
Вероятно, начальник спросил ее, кто пришел.
– Это из Московского РУОПа, – ответила Вера. – Поняла. Хорошо, так и скажу.
Она положила трубку.
– Вашего подопечного сегодня ночью отвезли в Лефортово.
Андрей остолбенел.
– Как в Лефортово? Почему?
– Не знаю, что-то там случилось.
– Он жив?
– Не знаю. Вы мне такие вопросы задаете, – запротестовала Вера. – Увезли и все. Езжайте в Лефортово, там разбирайтесь.
– А кто увез?
– За кем он числится, Следственный комитет России, – женщина вернула Андрею его удостоверение.
Он вышел на улицу, сел в машину и поехал в сторону Лефортовского изолятора.
Раньше Андрей никогда не был в Лефортово. Поэтому он остановил машину возле стоящего на улице гаишника, показал ему свое удостоверение и спросил:
– Где находится Лефортовский изолятор?
Гаишник улыбнулся и тут же ткнул жезлом в сторону небольшого желтого здания по Энергетической улице. Андрей повернул машину и вскоре был возле указанного сооружения. Со стороны улицы трудно было определить, что это тюрьма. Обычное желтое здание, построенное еще до революции.
Закрыв машину, Андрей направился к стеклянной двери. Он сразу вычислил, что это служебный вход. Нажал на кнопку – двери открылись. Войдя в небольшой коридор, Андрей протянул удостоверение конвоиру-прапорщику, стоящему у телефона.
Тот взял его, внимательно прочитал, затем бросил взгляд на Андрея, как бы сверяя с фото, спросил:
– Вы куда?
– Я в изолятор.
– Проходите, – кивнул дежурный и нажал кнопку открывания двери.
Проходя по коридору, Андрей обратил внимание, что дверей тут больше, чем на Бутырке или «Матросске». Чисто везде, аккуратно, видно, что это бывший гэбэшный изолятор. Наконец он оказался перед окном картотеки. Подав свое удостоверение, он попросил листок вызова. Женщина-контролер дала ему листок. Он быстро заполнил вызов на Захарова и вернул контролеру.
Она достала из картотеки личную карточку Захарова, стала сверять данные. Неожиданно она вернула удостоверение Андрею и сказала:
– Извините, вы в карточку не записаны, и допуска на вас нет.
– Как это не записан? Когда он на Бутырке сидел, на «Матросске», я был записан! У меня постоянное разрешение к нему! – начал Андрей. Но женщина оборвала его:
– У нас вы не записаны. Пожалуйста, все вопросы к следователю.
– А где мне его найти?
– Он в этом же здании сидит. Позвоните по телефону 3-58, – и женщина протянула ему трубку.
Андрей быстро набрал номер и, представившись, сказал:
– Я из Московского РУОПа. Я пришел к Захарову, но почему-то не вписан в карточку. Как быть?
Следователь сделал небольшую паузу.
– Действительно, вы не вписаны, так как ваша функция уже окончена.
– Как окончена? Мы можем поговорить с вами не по телефону?
– Пожалуйста, – сказал следователь. – Поднимайтесь на третий этаж, в 24-й кабинет.
Через минуту Андрей почти бегом влетел в кабинет к следователю. Кабинет был просторным. В таких кабинетах в РУОПе сидело только начальство, а тут – один следователь.
Кабинет был оформлен в стиле сталинско-бериевских времен: массивные кожаные кресла, тяжелые добротные столы и шкафы пятидесятых годов. За спиной следователя висел портрет Дзержинского. На тумбочке рядом с графином и стаканом стоял бронзовый бюст первого чекиста страны.
Следователь холодно поздоровался с Андреем. Андрей сразу перешел в наступление:
– Почему вы меня отстранили? Почему моя фамилия не вписана в карточку?
– А в связи с чем она должна быть туда вписана? – ответил следователь.
– Как? Мы же ведем оперативную поддержку этого дела.
– Вели, – поправил Андрея следователь. – Теперь оперативная поддержка закончена. Теперь тут работает следственная бригада, поэтому ваша помощь нам не нужна.
– Но, позвольте, – запротестовал Андрей, – у меня с клиентом полная договоренность. Сейчас я веду разработку по поводу похищения денег, можно сказать, вышел с ним на контакт. Он мне обещал помощь в этом плане! – начал раскрывать свои карты Андрей, надеясь, что следователя это заинтересует. Но тот оставался совершенно равнодушным.
– У нас никакого эпизода в этом отношении в уголовном деле на гражданина Захарова не значится, и нас совершенно не интересуют ваши мероприятия, которые вы проводите, так что ничем не могу помочь.
– Хорошо, – Андрей чувствовал, что со следователем говорить бесполезно. – Я могу обратиться к вашему начальству?
– Начальство вас не поддержит.
– Почему?
– Потому что я категорически против вашего вмешательства в это дело. Вы и так слишком много испортили.
– Мы испортили? – тут Андрей уже взбесился. Затем в течение десяти минут между ними происходила словесная перепалка. Андрей разошелся не на шутку. Он негодовал. Практически все в один миг из-за какого-то следователя, который не понимал специфики и особенностей их работы, рушится! Рушится вся его разработка, которую он с таким трудом проводил в отношении Захарова!
– Не положено и все! – почти кричал следователь.
– Да вы… Вы ничего не понимаете, всю работу рушите!
Следователя это еще больше завело. Он нажал на кнопку. Неожиданно в дверях появилось несколько сотрудников. Вероятно, это были коллеги следователя из соседних кабинетов. Следователь обратился к ним:
– Вы будете свидетелями. Сотрудник РУОПа меня, следователя Следственного комитета России, оскорбляет!
– Да какой вы следователь! Вы нулевка! – кричал Андрей.
– Между прочим, товарищ сыщик, – неожиданно сказал один из вошедших, – мы тут не с нуля начинали. Мы прошли серьезную школу следственной части КГБ, и у каждого за спиной 15–20 лет работы. Так что ваш упрек совершенно необоснован.
Однако Андрей его не слушал. В итоге разговор закончился достаточно печально для Андрея. Следователь пообещал в ближайшее время написать докладную записку на имя руководства Андрея и сообщить о его безобразном поведении.
Андрей вышел из изолятора ни с чем. Настроение было тоскливым. В руках он держал мобильный телефон, который мог дать ему возможность докопаться до истины и, возможно, поставить точку в его сложной и кропотливой работе. Все рухнуло только из-за того, что у следователя не было настроения дать ему допуск на встречу с Цирулем.
