Все это время Кэти была где-то рядом, вращаясь в кругах, от которых зависело ее вступление в клуб, стараясь не потерять уверенность в себе и одновременно проявить достаточную степень податливости, чтобы те, от кого зависело окончательное решение, не потеряли благожелательного к ней отношения. Я пришел к выводу, что мое вмешательство в ее жизнь пошло бы в столь ответственный момент только во вред ей самой, изобретя, таким образом, еще один удобный предлог проводить дни и ночи с Полом. То, что ей, может быть, требовались общение и поддержка, дружеское участие и тепло, даже не приходило в мою занятую другими мыслями голову. Я не думал, что прием в клуб может стать для нее серьезным испытанием, проверкой не только ее обаяния, но и твердости и стойкости. Я стал для Кэти чужаком; я так никогда и не узнал, через что ей пришлось пройти в те вечера в «Плюще».
На следующей неделе Джил сообщил, что ее приняли. Он и сам провел нелегкую ночь, готовясь известить каждого кандидата о принятом в его отношении решении. Паркер Хассет попытался воспрепятствовать приему Кэти, сосредоточив на ней, как на одной из любимиц Джила, всю свою злость, но в конце концов даже он пошел на попятную. Церемония вступления новых членов была назначена на следующую неделю, после инициации, а ежегодный бал запланирован на пасхальный уик-энд. Джил перечислял эти события с такой тщательностью, что я понял: он пытается мне что-то сказать. У меня есть шанс поправить дела с Кэти. Он предлагал мне календарь реабилитации.
Если так, то надо признать, бойфренд из меня вышел такой же, как бойскаут. Любовь, отраженная от нужного объекта, нашла себе другой. В последующие дни я все реже видел Джила и совсем не видел Кэти. До меня докатывались слухи, что она заинтересовалась каким-то парнем из «Плюща», новой версией забытого игрока в лакросс, чья желтая шляпа закрыла Любопытного Джорджа. Но даже это не вернуло меня к прежней жизни. К тому времени Пол отыскал еще одну загадку, и мы едва ли не вплотную подошли к тайне крипты. Старая мантра очнулась от многолетнего сна и готовилась к полному пробуждению.
Мне друзей совсем не надо,
Были б серебро и злато…
ГЛАВА 17
Меня будит телефон. Часы показывают половину десятого. Выбравшись из постели, снимаю трубку, пока звонок не разбудил Пола.
— Ты спал? — первым делом спрашивает Кэти.
— Вроде того.
— До сих пор не могу поверить, что это был Билл Стайн.
— Мы тоже. Что нового?
— Я в студии. Придешь?
— Сейчас?
— Ты занят?
В голосе ее звучит что-то, что совсем мне не нравится, нотка отчужденности, которую я, даже не проснувшись как следует, все же распознаю.
— Только приму душ. Буду через пятнадцать минут.
Она вешает трубку, а я уже раздеваюсь.
Мысли вертятся, возвращаясь то к Кэти, то к Биллу Стайну. Кто-то играет с выключателем у меня в голове, и когда вспыхивает свет, я вижу ее, а когда он гаснет, передо мной встает занесенный снегом и погруженный в тишину, наступившую после отъезда «скорой помощи», двор Диккинсон-Холла.
После душа я торопливо одеваюсь в общей комнате, стараясь не беспокоить Пола. Потом начинаю искать часы и в процессе поисков замечаю, что в комнате еще чище, чем было, когда мы ложились. Кто-то поправил коврики и вынес мусор. Плохой знак. Значит, Чарли, оказывается, всю ночь не спал.
На столе записка.
«Том. Не спалось. Пошел в „Плющ“ поработать. Позвони, когда встанешь. П.»
Заглядываю в спальню. Так и есть — кровать Пола пуста. Еще раз читаю записку. Внизу время — 2.15. И этот не спал всю ночь.
Снова поднимаю трубку, собираясь набрать номер президентского кабинета, но слышу тон голосовой почты.
— Пятница, — сообщает автомат, пока я стучу по кнопкам. — Двадцать три часа пятьдесят четыре минуты.
Дальше идет сообщение, которое я пропустил, потому что был с Полом в музее.
— Том, это Кэти. — Пауза. — Не знаю, где ты. Может быть, уже идешь. Карен и Триш собираются подавать торт. Я попросила подождать тебя. — Еще пауза. — Увидимся, когда придешь.
Трубка обжигает пальцы. Черно-белая фотография в рамке, подарок для Кэти, сегодня смотрится просто дешевкой. Я слишком мало знаю о ее увлечении, чтобы быть уверенным в предпочтениях. Поразмышляв, решаю не брать фотографию с собой.
Спешу в студию. Кэти встречает меня у входа и ведет в фотолабораторию, открывая и закрывая многочисленные двери. На ней футболка и старые джинсы. Волосы наспех собраны сзади, как будто она не собиралась никуда выходить, воротничок сбился. Золотая цепочка с кулоном тоже съехала, а футболка выбилась из-под джинсов, и я вижу тонкую полоску золотистой кожи.
— Том, — говорит она, указывая на сидящую за компьютером девушку, — это Сэм Фелон.
Сэм приветливо улыбается, как будто мы уже знакомы. На ней спортивные брюки и рубашка с длинными рукавами. Нажав какую-то кнопку на диктофоне, она вытаскивает из уха крохотный наушник.
— Ты с ним? — спрашивает она у Кэти, продолжая какой-то разговор.
Кэти ограничивается кивком, не уточняя, как можно было ожидать, что я ее парень.
— Сэм пишет о Билле Стайне, — говорит она.
— Что ж, желаю повеселиться на балу.
Сэм снова включает диктофон.
— А ты разве не идешь? — спрашивает Кэти.
Наверное, они знают друг друга по «Плющу».
— Сомневаюсь.
Сэм кивком указывает на экран, по которому ползут ряды слов. Она напоминает мне Чарли в своей лаборатории. Сколько еще надо сделать. Это не кончится никогда. Сообщать о новостях, доказывать теории, наблюдать редкие явления — такова их жизнь. Сладкая суета вокруг неразрешимых проблем.
Кэти сочувственно качает головой, но Сэм уже ничего не замечает.
— О чем ты хотела поговорить? — спрашиваю я.
Она ведет меня в фотолабораторию.
— Здесь немного жарко. — Кэти приоткрывает дверь и разводит плотные, тяжелые черные шторы. — Может быть, снимешь куртку?
Я снимаю куртку, и она вешает ее на крючок за дверью. После знакомства с Кэти я всегда избегал приходить сюда из опасения засветить какую-нибудь важную пленку.
На протянутом вдоль стены шнуре висят приколотые прищепками фотографии.
— Температура не должна превышать семьдесят пять градусов, иначе негативы могут испортиться.
Я понятия не имею, о чем она говорит. Сестры когда-то открыли мне старое правило: встречаясь с девушкой, выбирай место, которое хорошо знаешь. Французский ресторан не поможет произвести впечатление, если ты не способен разобраться в меню, а интеллектуальное кино чревато опасностями, если не поймешь сюжет. Здесь, в фотолаборатории, вероятность угодить в ловушку чрезвычайно высока.
