— Хотите ученых? Как вам Леонардо да Винчи? Нужны политики? Макиавелли. Поэты? Бокаччо и Данте. И большинство из них были современниками. И наконец, Медичи, семья настолько богатая, что позволяла себе поддерживать едва ли не всех рождаемых городом художников и интеллектуалов. И все эти люди в одном городке и в одно время. Величайшие фигуры во всей западной истории, они ходили по одним и тем же улицам, знали друг друга, говорили друг с другом, вместе работали, соперничали, влияли друг на друга, подталкивали друг друга. Вместе они делали то, что никто из них не сделал бы в одиночку. В этом городе король — красота и истина. В этом городе влиятельнейшие семьи соперничают в заказах для художников и скульпторов, дают деньги самым блестящим мыслителям, собирают крупнейшие библиотеки. Представляешь? Нет? Верно, это сон. Такого просто не может быть.
Мы возвращаемся в комнату за последними книгами.
— И вот в последние годы пятнадцатого века, незадолго до того как была написана «Гипнеротомахия», происходит нечто еще более удивительное. Нечто, о чем знает каждый, кто изучает тот период, но что никто и никогда не связывал с книгой. В зашифрованном тексте Франческо говорит о появившемся в городе проповеднике. Я просто не мог проследить связь…
— У меня мелькала мысль о Лютере, но он вышел на сцену только в 1517 году. Колонна писал в 1490-х.
— Нет, речь идет не о Лютере. В конце 1490-х в монастырь Сан-Марко прислали доминиканского монаха по имени…
И тут я вспоминаю.
— Савонарола!
[46]
Знаменитый евангелический проповедник, чьи страстные выступления взбудоражили Флоренцию, пытавшийся любой ценой восстановить веру горожан.
— Точно. Савонарола — человек твердых убеждений, не допускающий ни малейших отступлений от того, что ему представляется богоугодным. Прибыв во Флоренцию, он начинает проповедовать. Говорит людям, что они погрязли в грехе, что их культура и искусство — богопротивны, что власть неправедна. Он говорит, что Бог не одобряет их поведение, что им нужно покаяться.
Я качаю головой.
— Понимаю, звучит дико, — продолжает Пол, — но он во многом прав. Во многих отношениях Ренессанс — безбожное время. Церковь продажна. Папа римский — политическая марионетка. О Просперо Колонне, дяде Франческо, умершем якобы от подагры, говорят, что его отравили по приказу папы Александра, потому что он представлял соперничающее семейство. Вот таков был тот мир, мир, в котором папу римского подозревали в убийстве. И не только — его подозревали также в садизме, инцесте и многом другом. При том, что во Флоренции процветали искусство и наука, город постоянно сотрясали политические схватки. Противостоящие партии выясняли отношения прямо на улицах, видные семьи устраивали заговоры в борьбе за власть, а Медичи — хотя город и считался республикой — контролировали все. Политическое убийство — обычное явление, вымогательство и насилие еще более обычны, беззаконие и неравенство — правило жизни. Город, из которого вышло столько прекрасного, не был самым спокойным в мире местом. Итак, Савонарола прибывает во Флоренцию и повсюду, куда ни направляет взгляд, видит зло. Он призывает горожан очиститься от скверны, перестать грешить, читать Библию, помогать бедным и кормить голодных. В Сан-Марко число его сторонников стремительно растет. Им восхищаются даже многие гуманисты, которые видят, что он начитан и разбирается в философии. Мало-помалу влияние Савонаролы крепнет.
— Но разве Медичи не контролировали город? — спрашиваю я.
Пол качает головой.
— К несчастью для Медичи, тогдашний глава семьи, Пьеро, не отличался большим умом. Управлять городом было для него непосильным трудом. Горожане начали требовать свободы, и в конце концов Медичи изгнали. Помнишь сорок восьмую гравюру? Ребенка на колеснице, мальчика, убивающего двух женщин?
— Ту, что Тафт демонстрировал на лекции?
— Да. Винсент всегда интерпретировал ее так, что на гравюре изображено наказание за государственную измену. Он рассказал об этом на лекции?
— Только упомянул, не вдаваясь в детали. Тафт хотел, чтобы слушатели сами решили для себя эту загадку.
— Но он спрашивал о мальчике? Почему у него меч, и все такое?
Я вижу стоящего на подиуме Тафта; его тень падает на экран… «Кто этот мальчик, размахивающий мечом, заставляющий женщин оттащить его боевую колесницу в лес, а затем убивающий их, как будто они виновны в государственной измене?»
— Теория Винсента состояла в том, что мальчик-купидон — это Пьеро Медичи. Пьеро вел себя как ребенок, поэтому художник изобразил его именно таким. Из-за него Медичи потеряли Флоренцию и подверглись изгнанию. Вот почему на гравюре он показан не в городе, а в лесу.
— Тогда кто же женщины?
— По словам Винсента, Флоренция и Италия. Уподобившись ребенку, Пьеро погубил их обеих.
— Неплохая интерпретация.
— Неплохая, — соглашается Пол и, сунув руку под крышку стола, ищет там что-то. — Только неверная. Винсент так и не признал, что ключ к книге — акростих. Он вообще не признавал сделанного другими. Дело в том, что после изгнания Медичи другие знатные семьи встретились, дабы обсудить, кто и как будет управлять городом. Никто никому не доверял, и в конце концов они согласились вручить бразды власти Савонароле. Он был единственным, в чьей неподкупности не сомневались горожане. Популярность Савонаролы продолжает возрастать. Под влиянием его проповедей флорентийцы начинают обращаться к Библии, любители азартных игр затихают, пьянство и беспорядки идут на убыль. Но Савонарола видит, что зло не сдается, и выдвигает программу гражданского и духовного усовершенствования.
Пол вытаскивает руку из-под крышки стола и открывает конверт, из которого достает самодельный календарь. Он листает страницы, и я замечаю, что некоторые дни — похоже, религиозные праздники — отмечены в нем красным цветом, другие же — черным.
— Февраль 1497 года. До публикации «Гипнеротомахии» два года. Близится Великий пост. По традиции дни, предшествующие посту, проходили в веселье, пирах и забавах. Как и сейчас, этот период назывался карнавалом. Сорокадневный Великий пост начинается, как известно, со среды, а потому кульминация гуляний приходится на предшествующий день, вторник, или Марди-Грас.
Кое-что из того, что рассказывает Пол, мне уже знакомо. Может быть, я слышал об этом от отца еще в те дни, когда он связывал со мной какие-то надежды, а может, о том же говорили в церкви, которую я посещал до того, как, повзрослев, понял, что воскресное утро можно проводить иначе.
Пол показывает еще одну диаграмму. Заголовок гласит: «ФЛОРЕНЦИЯ, 1500».
— Карнавал во Флоренции — это время разгула, пьянства и драк. Банды молодых людей перекрывают входы на улицы, требуя с людей деньги за право пройти, а потом спускают эти деньги на вино и карты. Перепившись, они выходят на главную площадь, где устраивают потасовки и бросают друг в друга камнями. Случается даже, что кто-то погибает. Савонарола, разумеется, горячий противник карнавала. В его глазах это прямой вызов христианскому вероучению, дьявольская уловка, вводящая флорентийцев в искушение. И еще он приходит к выводу, что в городе есть сила, более чем какая-либо другая подрывающая моральные устои его жителей. Ее представители доказывают, что языческие авторитеты могут соперничать с авторитетом Библии, что мудрости и красоте следует поклоняться так же, как и христианскому Богу. Они утверждают, что жизнь человеческая — это поиск земных знаний и наслаждений, и таким образом отвлекают людей от единственно важной цели: спасения души. Имя этой силы — гуманизм. А ее ведущие представители — крупнейшие интеллектуалы города, те, кто называет себя гуманистами. И вот тут Савонарола выдвигает идею, ставшую, возможно, его крупнейшим вкладом в историю. Он решает устроить, говоря современным языком, масштабную акцию с целью напомнить горожанам об их греховности и намечает ее на вторник Масленой недели, последний день карнавала. Вожаки молодежных банд получают задание: собирать языческие предметы искусства и сносить их на главную площадь, где добычу складывают в огромную пирамиду.
