Хуже пошли дела, когда она принялась подыскивать ему невесту. Многие годы Самоваров страдал от хитроумно подстроенных соседкой знакомств с какими-то странными девицами и тетками в разводе, которые просто погибали от желания о ком-то заботиться. Только чудом Самоварову удалось уклониться от этих забот.
Когда Самоваров без всякой посторонней помощи женился на Насте, Вера Герасимовна восприняла это как личное поражение. Она долго не оставляла надежд выжить легкомысленную, ненужно прелестную девчонку из сердца «бедного Коли» (иначе она его не называла). Коля должен одуматься! До сих пор она пыталась заменить Настю той неброской внешне, но глубоко ответственной и домовитой девушкой всего тридцати восьми лет, которую она давно присмотрела в одном знакомом семействе.
Только в последний год натиск Веры Герасимовны на ее подопечного немного ослаб. Ей стало не до чужой любви — она обрела собственную. По горячей страсти она вышла замуж за Альберта Михайловича Ледяева, бывшего концертмейстера театра оперетты, тоже вдовца.
Альберт Михайлович оказался очень слаб здоровьем. Лечение супруга поглотило все свободное время, всю энергию и помыслы Веры Герасимовны. Теперь она изводила Самоварова рассказами о скарлатине и коклюше. Эти хвори Альберт Михайлович перенес в незапамятном детстве, но они до сих пор коварно давали о себе знать. Почему-то Вере Герасимовне казалось, что бедный Коля нуждается в подобных сведениях. Она показывала ему новейшие капли и гомеопатические гранулы, даже зачитывала целые столбцы из купленной по случаю медицинской энциклопедии, где находила свежие подробности неистощимого нездоровья мужа. Если в дверях мастерской мелькал ее седовласый перманент, атласный халат гардеробщицы и неизменная брошь с тремя тусклыми камушками, Самоваров знал: сейчас он узнает много нового и невеселого о бренном человеческом организме.
Лишь иногда, как сегодня, Вера Герасимовна сообщала что-то свеженькое, немедицинское.
— Что еще за женщина? — с досадой спросил Самоваров. Он не любил, когда его отвлекали в разгар работы.
— Твоих примерно лет, — повторила Вера Герасимовна.
Самоваров насторожился: моложавые голубые глаза Веры Герасимовны вспыхнули шкодливым огоньком. Именно так они обычно горели при попытках подсунуть вместо Насти более подходящую неброскую девушку.
— Очень эффектная брюнетка, — продолжила описание Вера Герасимовна. — Статная, сиреневый костюм от Шанель. В ушах, похоже, бриллианты. Довольно скромно оправленные, но немаленькие бриллианты.
— Где же она?
— Сидит у кассы. Говорит, что пришла по делу. С ней сумка внушительных размеров. Проводить ее сюда?
Самоваров задумался. От работы отрываться не хотелось, но вдруг незнакомка в сиреневом принесла что-то интересное? Многие лучшие вещи для своей коллекции он приобретал именно так, по случаю. А может, дама хочет что-то музею продать? Не исключено. Тогда почему она просится к нему, а не к искусствоведам? И почему выглядит так странно? Как правило, владельцы милых его сердцу мятых самоваров и облупленных чайников не носили бриллиантов.
— Ладно, пусть покажет охраннику сумку и поднимается сюда, — решил Самоваров.
Романтическое описание, сделанное Верой Герасимовной, полностью соответствовало действительности. У брюнетки в самом деле была в руках большая сумка. Бело-розовое, матовое, как зефир, лицо и черные глаза показались Самоварову смутно знакомыми.
— Да, я знала, вы именно такой, — улыбнулась посетительница не то Самоварову, не то своим мыслям.
Что за чертовщина! Самоваров никак не мог припомнить, где и по какому поводу он встречался с этой брюнеткой. На вернисаже? На чьих-то именинах? В Ушуйске позапрошлой зимой?
Он тревожно переводил взгляд с белоснежного лица дамы на ее черную сумку. Когда же, наконец, будет извлечена на свет предлагаемая антикварная вещь?
Брюнетка молчала и улыбалась довольно долго. Потом она сообразила, чего от нее ждут, и занялась своей сумкой — пошуршала какой-то бумагой, чем-то звякнула. Наконец выставила на самоваровский чайный стол большое блюдо.
Блюдо оказалось далеко не антикварным, а самым обычным, с толстой зеленой и тоненькой золотой каемкой. Но самое главное, на нем живописной горой высились крупные румяные пироги!
Самоваров не поверил своим глазам.
— Что это такое? — спросил он обескураженно.
— Я Нелли Ивановна Супрун, — заявила сиреневая дама. — И мне прекрасно известна ваша щепетильность. Это же не деньги! Это пироги. С курятиной, а вот те — с черемухой. Если у вас проблемы с зубами, я бы могла…
— Нет-нет-нет! — замахал руками Самоваров.
Он все еще ничего не понимал.
— Нет проблем? Это хорошо, — с сожалением сказала брюнетка. — А ведь я могла бы помочь — как вы, я надеюсь, поможете мне. Я мать! Я имею право использовать все средства! Мой сын совсем мальчик и не причастен к тому чудовищному преступлению, в котором его обвиняют, и…
— Погодите! Погодите! — обрадовался Самоваров. — Ваш сын — художник из сериала?
Так вот где видел он эту вишневую улыбку и черные кудри! Вчерашний миляга, которого приводила Настя. Конечно! Слава богу! А то Самоваров начал уже подозревать, что к нему пробралась сумасшедшая (такие случаи в музее тоже бывали), и теперь предстоит долгая и неприятная возня по выдворению ее из мастерской вместе с пирогами, сумкой и этим вульгарным блюдом.
— Да, Тоша мой сын, — призналась брюнетка Нелли Ивановна. — Все это так дико — труп, следствие…
Она очень волновалась и с трудом подбирала слова. Самоваров попробовал ее успокоить:
— Ничего страшного. Зачем бояться, если ваш сын ни в чем не виноват? Вы присядьте. Вам нехорошо?
Нелли Ивановна уселась на диван. Она с отчаянием протянула к Самоварову руки:
— Это так дико… Мне всегда удавались пироги! Кушайте! Вон и чайник у вас еще горячий. Нет, это все уму непостижимо. Я мать! Я места себе не нахожу!
— Я никак не пойму, чем могу быть вам полезен? — спросил Самоваров.
Нелли Ивановна имела странное свойство: она постоянно улыбалась. Улыбалась даже теперь, когда готова была расплакаться. Наверное, это профессиональное качество зубных врачей.
— Антон мне рассказал, что вы друг того уродли… простите, строгого майора, который занимается нашим убийством, — улыбаясь, начала Нелли Ивановна нетвердым голосом. — Его зовут Новиков Станислав Иванович. Ведь вы знаете такого?
— Знаю, — не стал отпираться Самоваров.
— Значит, это правда. Как хорошо! Тогда вы должны твердо объяснить своему другу, что Тошик ни в чем не виноват. Майор Новиков строит самые дикие версии!
— Так уж и дикие? — усомнился Самоваров.
— А какие же еще? Он, например, подозревает в убийстве администратора Марину Хохлову только потому, что она крупная женщина. Мол, она при своей силище могла нанести какие-то особенные ножевые удары. И Саша Рябов вроде бы тоже мог их нанести. Это абсурд! Да, Саша атлетически сложен, но это из-за бодибилдинга. Вид у него устрашающий, а сам мухи не обидит. Он тихий добрый мальчик. Правда, алиби нет. А с Тошиком и вовсе беда!
