Кстати, двор принадлежит не только мебельному магазину — одна дверь все-таки настежь распахнута, и несутся оттуда гулкие крики, женский смех, радиореклама и нестерпимый котлетный чад. Очевидно, это кухня какой-то кафешки? Там вечно делом заняты и тоже за прохожими не приглядывают. Но заглянуть к поварихам, может быть, стоит, только попозже.
Стас спокойно вышел в ворота, обошел с улицы здание салона «12 стульев» и через парадные двери вернулся в диванный зал. Теперь он обратился к продавцу и попросил директора.
Владелец салона, Юрий Игоревич Козлов, оказался обаятельным, свежим и мягколицым. Судя по бархатным щекам и смелым тонам костюма, ему было лет под тридцать. На экране он выглядел старее и некрасивее.
Удостоверение Стаса его ужаснуло.
— У нас все в порядке! Налоги мы платим… А, так вы насчет сериала? Телекомпании мы тоже все, что положено, перечислили. До копейки, — торопливо сообщил он и смятенно кивнул на какой-то громадный сумрачный шкаф.
— А видик у вас есть? — спросил Стас.
Козлов возмущенно вскрикнул:
— Что вы! Мы электронику не реализуем!
— Я бы хотел, чтобы вы просмотрели отснятый телевидением материал.
— Ах, вот оно что? — удивился Юрий Игоревич. — Это можно. У меня есть видик в кабинете.
— Тогда пошли туда!
Кабинет Козлова был уютен, но тесноват.
Когда они уселись перед телевизором, Стас сказал загробным голосом:
— Надеюсь, вы нам поможете. Будьте внимательны!
Юрий Иванович поблек. Он обреченно распустил узел галстука и, кажется, даже перестал дышать. Он не казался больше таким молодым и ухоженным, как десять минут назад. «Э, да тебе, брат, весь полтинник будет! — подумал Стас, глядя на него. — И чего дрожишь так? Диваны у тебя ворованные, что ли?»
Кусок сериала, показанный Стасом, произвел на Козлова ужасающее впечатление. Он ничего не понимал и только цепенел и увядал с каждой минутой. Когда на экране он увидел самого себя, веселого, улыбчивого и развязного, то не сразу узнал. Узнав же, густо покраснел и закрыл глаза.
Стас остановил картинку с незнакомцем в тени шкафа.
— Кто это? — властно спросил он и так ткнул прямо в телевизор, в смутную безликую фигуру, что от его пальца по экрану пошли голубоватые концентрические волны.
Юрий Игоревич уставился в указанное место. Сначала он смотрел туда выкатив глаза, потом прищурился. Он взял со стола стильные очки с дымчатыми стеклами и сквозь них долго глядел не мигая. Лежали на столе и пляжные очки, совершенно непроглядные. Козлов надел их и снова посмотрел на экран.
— Я этого человека не знаю, — наконец признался он, робко покосившись на майора.
— Тогда кто из ваших может его знать? Установлено, что этот человек не из телевизионщиков. Тащите сюда своих продавцов, уборщиц, охрану — всех, кто присутствовал в магазине, пока шли съемки. Посторонних, насколько я знаю, тогда здесь не было?
— Не было, — как эхо, повторил Юрий Игоревич.
Первыми на его зов явились двое продавцов. Именно их запечатлел Ник в качестве фона для диванов. Оба были молоды, стройны, как гладиолусы, и так красивы, что казались напудренными и подкрашенными. Юноши были в черных галстуках-бабочках и ярких рубашках — продавец Артем в розовой, продавец Максим — в зеленой. Роста и сложения они были совершенно одинакового и походили на танцоров, которые в новогодних телепередачах бьют степ позади звезд эстрады. Однако в салоне «12 стульев» такие красавцы всего-навсего торговали мебелью.
— Вы помните день съемок? — спросил их Железный Стас.
— Да, — ответили продавцы.
— Хорошо помните?
— Хорошо.
Стас показал им на экране человека за шкафом:
— Знаете его?
— Нет! — без колебаний ответили красавцы.
«Вылитые танцоры! — решил про себя Стас. — Мозгов нет, говорят мало, но врать умеют».
В это время в кабинет, деликатно постучав, втиснулся охранник салона, который дежурил в день съемок. Этот богатырь совсем не походил на танцора. Напротив, все в нем — от носков тяжелых ботинок до кончика небольшого бдительного носа — говорило, что он охранник. Однако и образцовый охранник в роковой день не видел никакого человека в серой ветровке!
— Я стоял, Юрий Игоревич, на выходе, как вы сказали, — принялся отчитываться он. — А заднюю дверь, Юрий Игоревич, заперли, когда съемки начались. Вы как распорядились, Юрий Игоревич, так мы все и сделали.
Похоже, частое упоминание неудобного, как скороговорка, имени-отчества работодателя означало у этого служаки высшую степень почтения. Англосаксы в таких случаях вставляют свое «сэр».
— А откуда этот вот тип в капюшоне? Скажешь, это я распорядился поставить его за шкаф? — недовольно буркнул Юрий Игоревич. Он не желал, чтобы на него сваливали эту непонятную каверзу.
Стас недовольно нахмурился. Если охранник стоял у входных дверей, то во время съемок действительно никак не мог видеть незнакомца или знать, что он за шкафом. Если только сам его не впустил. Но зачем?
А сам господин Козлов что поделывал? Он в это время снимался в остродраматической роли. Перед камерой он был впервые, трусил, волновался — значит, вряд ли заметил, что происходит в самых дальних и темных углах его салона. Артем (или Максим?) стоял в кадре боком к шкафу, Максим (или Артем?) — вообще спиной. К тому же и их, и диваны снимали отдельно, после Козлова и Саши Рябова. Поэтому продавцы использовали время предыдущей сцены, чтобы подготовиться к своей — поправляли бабочки, причесывались. «Возможно, и пудрились», — допустил Стас.
— А тот мужчина… который на видео… он что, преступник? — спросил вдруг Юрий Игоревич ватным голосом.
Стас свел брови к переносице и буркнул:
— Подозреваемый.
— Смотри, Чумаков, — накинулся на охранника Юрий Игоревич. — Ведь лично ты отвечаешь за безопасность. А тут на глазах миллионов — ведь сериал миллионы смотреть будут! — к нам пробрался преступник.
Чумаков виновато окаменел.
— Он мог ограбить и разорить всех нас. Взять дневную выручку! Ведь это вор? — осведомился владелец салона у Стаса.
— Думаю, хуже.
— Боже! — шепотом возопил Юрий Игоревич. — И он к нам пробрался…
— Это убийца? — тихо спросил Артем в розовом.
— Маньяк? — выдохнул Максим в зеленом.
Стас многозначительно крякнул, не сказав тем самым ни да, ни нет. В конце концов, он не может поклясться, что человек в ветровке не маньяк. Как не может поклясться, что этот призрак вообще к чему-нибудь причастен и в чем-нибудь виноват.
Прекрасные продавцы сделали из кряканья майора самые ужасные выводы. Они покачнулись. Их лица сделались одинаково серыми.
