Действительно: грядки, грядки, стелятся зонтики огуречных листьев, веточки кинзы заглушают рассаду помидоров, а возле ярко-розовых пятен цветов на земле – явственный след, круглый отпечаток. Ржавая бочка с водой стоит рядом.
«Бочку явно передвигали», – подумала Лена.
Палец нажал на спусковой крючок мгновенно. Та самая женщина – бледное уставшее лицо, двое ребятишек мал мала меньше – с аккуратной дыркой между глаз упала на землю.
Толпа замерла.
Собровцы отскочили, прикрываясь оружием, стали осматриваться по сторонам.
– Ты что, охренела! – заорал Виктор.
Вскочив на ноги, он бросился к Плотниковой, выматерил разделявшее их заминированное сухое дерево, обежал опасный участок.
Лена лежала, отодвинув винтовку.
Спрятаться бы в этой земле. Чтобы никогда не видеть, как блеснула на солнце вытаскиваемая из-за спины арматура, острый заточенный штырь, несущий смерть.
Виктор тряхнул ее за плечи.
– Да что с тобой?
– Дока чуть не прирезали, – тихо сказала Лена. – У той тетки была арматура. Ты же знаешь, они обычно вгоняют ее между пластинами «броника». Одно меткое движение – и конец. Док щекотал подбородок ее ребенка, они улыбались…
– Извини, – буркнул Витя, – я видел, как она начинает поднимать руку. Только не догнал, для чего. Ладно, лежи здесь. Пойду к ребятам. Надо сказать про тот дом.
Глотнув из фляжки безвкусной теплой воды, Лена вновь прильнула к прицелу.
«У меня не было выбора. Простите, детки», – шепчут губы.
Детишек уже оттащили от тела матери, малыш крохотными ручонками цепляется за платок подхватившей его на руки женщины, мальчонка постарше рвется к маме. Как уж, он выскальзывает из слабых объятий старейшины, плашмя падает на удивленно глядящую в небо женщину. Док деловито хватает ребенка за плечи, что-то говорит седому старику. Тот сжимает тело ребенка, в руках Дока мелькает пузырек с лекарством.
Отряд просочился в село. Тройки прочесывают дома, распахивают хлипкие двери сараюшек, шарят по чердакам и огородам.
Лена различает фигуру командира. Павлов – впереди группы бойцов, направляющихся к странному дому, Витька, размахивая руками, кивает то на чердак, то на огород.
Летят на пол сорванные тряпки. Показывается чердачная стена, в ней – небольшая едва заметная дверь. Павлов ныряет в отверстие, но буквально через минуту голова в шлеме вновь показывается в проеме.
Возле бочки в дальнем углу огорода он замирает, пристально вглядываясь в землю. Не обнаружившие следов минирования бойцы оттаскивают емкость с водой, опускаются на колени. В землю вмонтирована решетка, между прутьями проскальзывает автомат. Буквально через полминуты оружие убирают, отскакивает решетчатая крышка зиндана. Павлов заскакивает в яму, его руки приподнимают наверх чье-то тело.
Всклокоченная борода, длинные сальные волосы, странная неподвижность в осторожно опущенном на землю теле.
Лена старается сдержать нахлынувшее раздражение. К чему столько церемоний с раненым боевиком!
Бойцы подтягиваются к бронетранспортерам. Филя, отмахиваясь от крутящегося под ногами пса, тащит свою добычу – вроде ручной противотанковый гранатомет РПГ-7. Толкуя со старейшиной, Дмитрий Павлов посторонился, уступая дорогу бойцам, несущим обитателя зиндана.
В «зеленке» мелькает светлое пятно, белобрысая Витькина маковка.
– И где наша маска? – ехидно поинтересовалась Лена.
Витек махнул рукой:
– Ай, жарко. В селе все чисто.
– Ага, только боевик в зиндане.
– Это наш парень, Лен. Он в плену несколько лет провел. Дом принадлежал тетке, которую ты подстрелила. Солдата на чердаке держали, а в подвал вчера перетащили. Знали, собаки, что зачистка будет. У тетки муж в горах постреливает, он и захватил парня. Новичок, зеленый совсем. От блокпоста его увезли.
Лена аккуратно сложила в чехол винтовку, щелкнула «молнией».
Закончивший сборы Виктор прокричал через поваленное сухое дерево, манящее присесть аккурат рядом с установленной Филей миной:
– Выдвигаемся! Отряд уже в сборе.
Как здорово: отряд в сборе. Все братишки живы и здоровы. Уцелел добродушный Док, и неумело замаскированный чердачный схрон не отрыгнул свинец.
Спускаясь по уходящей вниз тропке, Лена Плотникова впервые за три часа нахождения в лесу услышала: он звенит тонкими птичьими трелями, звуки наплывают сверху, снизу, сплетаются в летнее многоголосье, солнечное и душистое…
Колеса БТР набрасывают на день плотную сетку пыли. Ревет мощный двигатель, но стоны, доносящиеся из-под брони, звучат сильнее.
– Док, ты его резал? – поинтересовалась Лена, когда из люка показалось чумазое лицо врача. – Что ж он так орет, Господи?
– Суки! Ненавижу!!!
Его кулак бьет по броне. Боль отрезвляет, Док начинает бессвязно бормотать…
…Он не всегда помнил, как его зовут. Вроде бы кажется: свое имя – навсегда, ближе дыхания, естественно, как свет. Но этот свет может померкнуть.
Память четко хранила лишь вспышку недоумения. Первый день на блокпосту, автомат пахнет маслянистым металлом, он обязательно поможет не струсить. Только бы не струсить.
– Эй, солдатик, не поможешь автомобиль подтолкнуть?
Андрей отложил «Калаш», подошел к вишневому «Жигуленку». Какое приветливое лицо у водителя. Искренняя улыбка. Откуда же острая боль, разворачивающая живот? Почему-то внизу тельняшки пульсирует мокрая теплота…
Одна секунда – и молодой, налитый силой солдат становится раненым пленником.
Вот это недоумение, ощущение нелепости, нереальности с привкусом дурного сна – они остались.
Имя меркло в воплях Резвана:
– Собака, бешеный пес, ты будешь мучаться долго!
Были побои. Разъедающая раны моча. Даже когда Резван уходил в горы, его жена Элиза могла забыть швырнуть лепешку. Но подкоптить истерзанную плоть зажигалкой, плеснуть кипятку, бросить горсть соли – не забывала.
И Андрей забыл свое имя, научившись открывать свинцовые веки на окрик: «Эй ты, собака!»
Потом, в минуту просветления, вывел пару кривых букв на пыльном полу. Успел. Потом это было бы невозможно…
… – У него перебит позвоночник. Это адская боль, даже уколы помогают максимум на полчаса. Его, понятно, никто и не думал ширять. Как парень выжил – уму непостижимо.
Док замолчал.
– Подожди, я не поняла, – Лене слишком страшно уточнять, но не спросить – страшнее. – То есть обычно «чехи» держали его в доме? И он все время так стонал?
– Думаю, сразу после травмы громче. Теперь сил уже не осталось. Я посмотрел, сепсиса нет, в госпитале ему помогут. Но шанс встать – минимален.
