Книга Чеченский угол, страница 68. Автор книги Ольга Тарасевич

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чеченский угол»

Cтраница 68

Оперативник смахнул с плеча норовящую тюкнуть в ухо птицу и жестко сказал:

– Все твои планы, Седов, реализуются лишь в одном случае. Если ты останешься в живых…

* * *

– Знаете, ребята, быть знаменитостью, которая все время находится под охраной – тяжкий крест, – призналась Лика Вронская, нагружая тележку в супермаркете пачками пельменей.

– Отчего же, мадам? – Филя озабоченно завертел лопоухой головой по сторонам. – В магазине все в порядке. Граждане заняты покупками. Автографов у вас никто не требует. Причем, мадам… как бы вам это помягче сказать… мы жрем пельмени уже вторую неделю. Даже меню моей собачки не так однообразно!

– Рядом с моим домом, – Лика окинула бойцов выразительным взглядом, – есть совершенно замечательный ресторанчик. Кормят там, во-первых, вкусно, во-вторых, недорого. Ну а если вы хотите кулинарии в моем исполнении – могу сказать лишь одно. Ждите. Пока я пишу книгу, готовить еду – напрасный перевод продуктов. Все спалю, пересолю или не доварю. А присутствие охранников плохо тем… – Она помолчала пару секунд, а потом решительно продолжила: – Мне, видите ли, нужны предметы женской гигиены. Я даже обдумывала, не сбегать ли мне, пока вас нет рядом, в ночной магазин, чтобы затариться всем необходимым!

Лопата молча подхватил Лику под локоть и потащил к прилавку с яркими баночками, коробочками и пакетиками. Потом тактично отвернулся.

– Да ладно вам, – Лика достала с полки упаковку прокладок, – благодаря нашей чудной рекламе все мужики знают, что женщины постоянно потеют, нуждаются в массе гигиенических средств, ну а их волосы и ресницы – это заслуга исключительно химии. Полнейшая дискредитация женского товарного знака на рынке.

«За руль “Фордика” не пускают. Прогулки в любимом парке Горького или в районе ВДНХ пришлось отменить. Тоска…» – думала Лика, мучаясь на заднем сиденье своей машины. Ей все казалось – слишком сильно газует Лопата, рискованно перестраивается, а его манера обгона по встречной через двойную сплошную линию – вообще отдельный разговор.

Тратить время на приготовление пельменей Лике не пришлось – когда она в сопровождении нагруженных пакетами бойцов вернулась домой (хоть одно преимущество в их постоянном присутствии – сумки таскать не надо!), на кухне уже вовсю суетился Паша.

– Мясо! – провозгласил Филя, едва переступив порог квартиры. – Мясо! Мясо! Наконец-то…

Лопата молча разулся и, подхватив пакеты, направился к холодильнику, забросил в морозилку пакеты с пельменями.

«Какие хозяйственные у меня все-таки мужики, – подумала Лика, взбираясь на подоконник. – Красота: муж и любовник на восьми метрах кухонного пространства. Причем любовника мне более жалко. Пашка ни о чем не подозревает. На Вовку же смотреть больно. Скорее бы закончилась вся эта мелодрама».

Она удивлялась самой себе. Угрызения совести умолкли, как будто бы их и не было. Тревоги относительно дальнейшего развития событий также. Наоборот, оторвавшись от книги, Лика иногда цинично думала: «А что я теряю? Один из мужиков по-любому со мной останется. Да, люблю Пашку, Вовку не люблю, но не переспать с ним не могла. Что будет, то будет. Мужики еще не так над девчонками издеваются…»

Или все дело было в книге, которая засасывала ее всю без остатка? Когда Лика узнала, что Дмитрий Павлов настаивает на том, чтобы ее охраняли, она догадалась: возможно, командир СОБРа все-таки понял, что офицерский мундир не так чист, как того бы хотелось.

И полетел в тартарары предварительно написанный синопсис, на экране компьютера творилось что-то стихийное, неуправляемое и неосознаваемое. По утрам Лика перечитывала написанное ночью и все никак не могла поверить, что имеет к этому тексту непосредственное отношение. Ей казалось: она близка к разгадке произошедших убийств. И все, кроме работы, утратило смысл.

– Горе мое! – Паша мягко тронул ее запястье. – О чем задумалась? Мой руки – и за стол.

– Мясо! – уже довольно урчал Филя, расправляясь с гигантским стейком. – Живем, мужики! Вам, мадам, этого не понять!

Лопата вяло орудовал вилкой и ножом, и столько тоски было в его глазах, что Паша участливо поинтересовался:

– Вам не нравится? Может, слишком сильно прожарено?

– Да нет. Все нормально. Просто не очень голоден.

– Володь! А может пельмешков? – вкрадчиво предложила Лика.

– Нет!!!

Лопата отправил в рот кусок стейка и зажевал так активно, что Филя расхохотался, а потом надолго закашлялся.

* * *

– Отошли…

Голос Асланбека едва слышен. Половина его лица посинела и оплыла, из пробитой щеки течет кровь, скользит по уже ссохшейся багровой корке. Бинтов нет. Можно разодрать на повязки изрешеченные выстрелами шторы или скрутить скатерть, засыпанную штукатуркой. Асланбек и не думает этого делать. Его губы шепчут молитву. Он готовится к встрече с Аллахом.

– Аллах акбар!

Салман прошивает очередью появившегося на пороге шурави и тот валится на пол.

Сколько у них осталось времени? У двоих – пока еще живых, израненных, все тело – пожар ран… Самый старший в отряде. Командир. И самый молодой. Почти мальчик.

Всех остальных не узнать, не признать, от отряда осталась гора развороченного мяса.

Салман старается не смотреть в коридор, куда прорвались шурави с гранатометами. Атака захлебнулась. Его мальчики, настоящие мужчины! Они отбили тот натиск смело и отчаянно, оставляя от себя все это: белеют кости, в кровавом месиве тел серые кишки, развороченные, растерзанные.

Уже неважно, почему к этому неприметному дому в Махачкале ранним утром медленно приблизилась цепочка шурави, прикрывавшихся щитами. Уже не жаль, что планам по налету на здание УВД не суждено реализоваться. Даже моджахедов не жаль, потому что очень скоро они – и самый старший, и самый молодой – превратятся в такую же растерзанную плоть, и ее еще долго станут шпиговать свинцом, а их самих уже не будет, не будет… Но это был их путь. Правильный, справедливый. И прошли они его с честью.

– Аллах акбар!!!

Шурави успевает отскочить, спрятаться за дверью, Салман хочет прошить очередью хлипкое ненадежное укрытие. Только это имеет смысл. Забрать с собой как можно больше русских. Все равно недостаточно за ту боль, которую они причинили Ичкерии. Все равно слишком мало. Но все же…

Спусковой крючок вялый, безжизненный. Салман жмет на него еще и еще – молчит раскаленный автомат, тишина.

Рожков нет. Вообще нет. Пустые, валяются где-то там, в комнате, где тихо молится Асланбек, заляпанные кровью, засыпанные горами отстрелянных гильз.

Скорее в коридор. Скорее – не получается, прострелены нога, рука, из живота сочится темная кровь. Но надо постараться. Возле того, что было моджахедами, могут остаться патроны, автоматы.

Как больно, когда рвет. Кровь, желчь – выливаются от толчков спазмов, и нет сил отползти в сторону.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация