Павел пристально взглянул в лицо каждому из пятерых рабочих.
— А постороннего вы не заметили? Кто-то же мог сюда подняться?
— Да кто сюда полезет? Только по делу…
Павел плюнул и спустился вниз. Зашел в строительный вагончик, взял каску и пакет. Вернулся к крыльцу. Кирпич красный и крепкий, уголочек даже не откололся, лежал на месте. Павел поднял его, положил в пакет и, войдя в дом, устроил разнос прорабу, который в толк не мог взять, каким образом с крыши упал кирпич, если там, кроме жести, досок и инструментов, ничего нет.
— Я разберусь! — пообещал он. — Слава богу, что… — он смотрел на Мельгунова, натянуто улыбаясь, — что все обошлось.
Павел поднялся в мезонин, где находился его кабинет, маленький, но удобный. После реконструкции этой комнате будет возвращено ее первоначальное предназначение — комнаты прислуги. А кабинет директора перенесут во флигель.
Мельгунов сел в кресло, выдвинул нижний ящик стола и вынул бутылку настоящего французского коньяка. Налил немного в бокал и хотел было выпить по-французски, смакуя каждый глоток, наслаждаясь тонким ароматом букета, но страсти начали разыгрываться с русским размахом, поэтому опрокинул залпом. Помотал головой, закурил сигару.
«А быстро кто-то из этих принялся устранять конкурентов. Ведь еще и трех дней не прошло. Вот сволочи!.. Но кто?! Кто бы это мог быть? Нанимать кого-то сбросить кирпич на голову — нереально, значит, самолично. Кто знал, что сегодня я буду в музее? Да все! — стукнул в сердцах он ладонью по столу. — Вчера, когда созванивались, я всех предупредил, что могу опоздать к началу церемонии, так как должен решить неотложные вопросы с прорабом. — Он принялся мучительно размышлять, представляя каждого на месте убийцы. Бросить кирпич — дело нехитрое, поэтому женщин не исключил. — Надо будет внимательно вглядеться в их лица, когда они увидят, что я жив и невредим!» — решил Мельгунов.
Спускаясь по лестнице, он крепко держался за перила и осторожно ступал по деревянным ступеням. Разговаривая с прорабом и главным реставратором, поминутно оглядывался, был рассеян. И только когда отошел в самый дальний угол зала, немного успокоился и решил вопросы, едва не стоившие ему жизни.
* * *
Павел немного опоздал и присоединился к замыкавшим траурную процессию, проходившую через ворота. Он стал потихоньку приближаться к своим сонаследникам, чтобы посмотреть на их реакцию.
Первым оказался Арсений. Он протянул:
— А!.. Привет! — и пожал руку.
Затем Павел пристроился к Зое, ушедшей в себя. Ему пришлось взять ее за локоть и слегка тряхнуть.
— Павел… — посмотрела она на него затуманенными от слез глазами.
Мельгунов пошел дальше. Вита сама заметила его и замедлила шаг. Она подхватила его под руку и принялась высказывать замечания:
— Бриллиантовый, пусть и маленький браслет неуместен на похоронах. Только жемчуг! — указала она на свое ожерелье, в несколько рядов охватившее ее шею.
— Я сейчас, — отвязался от нее Павел и поспешил пристать к идущим вместе Евгению и Гелене.
— Ты успел, — скорбно прошептала Гелена. — Если сюда вообще можно опоздать.
Она приложила скомканный и уже мокрый платок к глазам. Евгений обнял ее.
— Успокойся! Лора не любила кислых лиц.
Павел отстал от них. Он был обескуражен.
«Может быть, кирпич упал случайно? — с большим сомнением подумал он. — Глупо! — возмутилось его внутреннее «Я». — Кирпичи случайно не падают! Особенно, когда ты являешься наследником!»
Мельгунова нагнала Вита.
— Надоело мне тянуться в этом скорбном хвосте. Скорее бы! — повиснув у него на руке, начала она ныть. — Лорка, конечно, хорошая. Почти все пришли, кого мы приглашали. Ее любили. Да и отчего ее было не любить?
Павел оглянулся. Толпа была внушительная.
— Вот это и подозрительно. Сердце человека многое может вместить, но любви в нем меньше всего.
Вита глянула на него и решительно возразила:
— Сердце — это сама любовь!
— К себе, единственному… — пробормотал Павел.
Вита придержала его.
— Не хочу быть в первых рядах при погребении. Давай лучше здесь, за спинами, постоим.
— Но мне как бы надо…
— Да ничего не надо. Стой!
— Нет, я подойду.
Он протиснулся вперед и оказался рядом с Евгением и Геленой, напротив заметил Арсения.
После погребения все отправились на траурный банкет, чтобы помянуть добрым словом Лору и выпить за ее безоблачное пребывание в Царствии небесном.
По окончании Павел попросил всех наследников задержаться и пройти в комнату при банкетном зале. В полной тишине он вынул из пакета кирпич и положил его на стол.
— И что это значит? — спросила Гелена.
— Это значит, что сегодня утром только благодаря тому, что я на секунду задержался, этот кирпич упал передо мной, а не мне на голову, как было задумано кем-то из вас, — с иронией, которая нелегко ему далась, объяснил он.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Зоя.
— Да ничего особенного, кроме того, что кто-то, — он обвел всех взглядом, — приступил к сокращению числа наследников Лоры Ильховской.
Евгений расхохотался.
— Смешно, Паша, ей-богу смешно. Кирпич! Можно было что-нибудь пооригинальнее придумать. А так смахивает на анекдот.
— Совершенно верно, — поддержала его Гелена. — Уж если ты так серьезно отнесся к этому случаю, то кирпичи действительно иногда падают. Но не столь часто, как мы о том говорим в шутку.
— А каким образом он упал? — вмешалась Вита.
— Утром я был в музее. Там идет ремонт. Причем ни одного кирпича на крыше не было, — запальчиво проговорил Мельгунов.
— Так кого-то из нас подозреваешь? — решила уточнить Зоя.
— Представьте себе, да!
— У!.. Эдак мы рассоримся, — заметила Гелена. — Ты, Паша, перегнул палку.
Арсений мрачно усмехнулся.
— А я, например, не склонен отбрасывать предположение Павла как совершенно необоснованное. Мы не знаем, что и сколько завещала каждому из нас Лора. Но все мы по здравому размышлению предполагаем, что больше, чем остальным, Лора оставила Павлу. Поэтому именно его смерть значительно увеличила бы долю каждого из нас.
Несколько минут царило глубокое молчание.
— Нет, но это как-то… — начала было Вита, но не нашлась что сказать.
— Мерзко, Павел! — вышла из себя Гелена. — То, что тебе взбрело в голову — мерзко. За кого ты нас принимаешь? Неужели из-за какой-то там доли… убить тебя!
— Не из-за какой-то там, а вполне приличной, — вступил с ней в полемику Строгулин.
