Сафия, может быть, потому что была очень высокой, даже в это тяжелое время так до конца и не утратила своей гибкой, поистине змеиной грации, ставшей частью ее натуры. Хотя нынешнее положение Сафии обязывало ее ходить в длинных, застегнутых наглухо камзолах, оставляя только две верхние пуговки на груди расстегнутыми, округлившийся живот ничуть не портил ее фигуры, казалось, являясь столь же непременной и неотъемлемой ее частью, как и любая другая из его соблазнительных выпуклостей. Судя по всему, он нисколько ей не мешал. Она по-прежнему прекрасно владела собой, и к тому же теперь у нее оставалась бездна времени для того, чтобы обдумывать свои каверзы.
Так обстояли дела в тот месяц, который христиане именуют маем — для мусульман шла первая декада Дху И-Када девятьсот семьдесят третьего года от Хиджры
[18]
благословенного Пророка Мухаммеда. Благополучно доставив мою госпожу в губернаторский дворец, в Магнезию, и препоручив ее служанкам из гарема Сафии, я направил свои стопы в Босдаг, в расположение турецкой армии. Самой Софии не было в резиденции губернатора: после четырех дней Байрама, которыми по обычаю завершался Рамадан, она еще не вернулась. Несмотря на свое положение, София ни на день не покидала Мурада, а место самого Мурада, как легко было догадаться, было среди войск.
Наверное, не существует другого такого места на земле, где бы евнух чувствовал себя более не к месту, чем в военном лагере, разве что только на поле боя. Конечно, я знал, что некогда, еще во времена древних греков, подобные мне, случалось, даже вели войска в битву, но представить такое я лично не мог, как ни старался. Впрочем, я ведь говорил за себя, так что, могу вас уверить, в Босдаге мне было как-то неуютно.
Турецкая армия все еще стояла под Босдагом. Эти вооруженные до зубов люди, до крайности возбужденные, ждали только момента, когда им укажут врага. Причем чем скорее, тем лучше, еще до того, как они, словно разъяренные псы, вцепятся в глотку друг другу. В поисках Соколли-паши я пробирался сквозь толпы солдат, минуя один полк за другим. В каждом из них я называл имя моего господина, и мне указывали, куда идти — все ближе и ближе к центру урагана, будто ставка паши и была тем стержнем, вокруг оси которого вращалось все, что я видел вокруг.
Хотя осада Хиоса прошла без Великого визиря, война для него уже началась. Именно тут, в жаре и в пыли, в лагере, где царила суровая дисциплина, находился его дом. Но Соколли-паша оставался здесь не только потому, что это был его долг — нет, сюда всегда рвалось его сердце. И вот сейчас, пробираясь между солдатами, я чувствовал не просто обычную неловкость, которую испытывал каждый евнух, окажись он в подобном месте, а чуть ли не стыд, оттого что приходится оторвать Соколли-пашу от дел и просить его выполнить другой долг. Что-то подсказывало мне, что он, скорее всего, ответит мне отказом.
Оставалось только жалеть, что моя госпожа не желает, как прочие жены военачальников, терпеливо ждать, пока ее супруг сам не захочет нанести ей визит. К несчастью, хоть мы и добрались сюда, но мой господин и повелитель провел с Эсмилькан всего лишь четыре ночи в Магнезии — те же самые четыре ночи праздника Байрам, что и царственный брат моей госпожи Мурад провел с Сафией. Она добилась, чего хотела, но только для того, чтобы вскоре убедиться, что надежды ее вновь пошли прахом, и пасть жертвой еще горшего разочарования. Конечно, возможно, ей следовало бы набраться терпения и ждать, но и раньше бывали случаи, когда моя госпожа, отбросив ложную стыдливость и те строгие правила, в которых она воспитывалась, требовала то, на что имела право как принцесса крови. Сейчас был как раз тот самый случай. Поэтому я знал, что у меня не хватит духу ей отказать.
И вот я метр за метром пробирался вперед сквозь сплошное море вооруженных людей, понимая, что мне нечего сказать моему господину, кроме того, что госпожа моя, приняв ванну, ждет его к себе. Среди тех, мимо кого я шел, было немало таких, кто провожал меня неодобрительными взглядами, приглаживая длинные, спускающиеся до середины груди усы. Готов спорить, всем им было прекрасно известно, для чего я явился сюда. И это почему-то смущало меня до глубины души.
Однако я был твердо намерен сделать все, что в моих силах, чтобы помочь Эсмилькан добиться цели. Может, существовал и другой способ, но, к сожалению, я его не знал.
Наконец, я добрался до шатра командующего. Мне достаточно было одного только взгляда, чтобы отличить его от других — и не только потому, что он оказался в самом сердце лагеря. Исполинские размеры и богатая ткань шатра были заметны издалека. Ковры и плотная парча искуснейшей работы, сплошь затканные звездами, полумесяцами и стилизованными изображениями цветов, надписи из Корана, вышитые синими, изумрудно-зелеными, алыми и золотыми нитками, переплетались между собой причудливым, но изысканным узором и уже заранее внушали уважение, говоря о высоком происхождении своего хозяина. Колонны, поддерживающие его свод, украшенные замечательной инкрустацией из золота и перламутра, были достаточно высоки, чтобы любой великан мог стоять в нем во весь рост, не пригибая головы. О высоком положении моего господина говорили и семь конских хвостов, горделиво развевающиеся перед входом в шатер. Именно сюда и лежал мой путь, но пока я протискивался сквозь толпу просителей, три янычара, в своих ярких тюрбанах похожие на экзотические тюльпаны, преградили мне дорогу.
— Соколли-паша? — уже в который раз повторил я.
Не уверен, что мой голос проник в его ухо сквозь толстую ткань тюрбана: вокруг царил гомон. Правда, благодаря суровой дисциплине янычары всегда хранили молчание, но зато просители, плотной толпой окружавшие меня со всех сторон, вовсе не намерены были следовать их примеру. Шум стоял адский. Как бы там ни было, меня вежливо направили к другому входу в шатер, находившемуся с обратной его стороны, но там мне снова пришлось локтями прокладывать себе путь сквозь толпу.
Здесь толпа как будто была поменьше. К тому же, к моему величайшему изумлению и радости, у входа в шатер я вдруг увидел евнуха. Словно гора свалилась у меня с плеч. Не скрывая своего облегчения, я бросился к нему, только потом уже узнав в нем Газанфера, жуткого монстра, служившего Сафие. Сказать по правде, в присутствии этого существа мне всегда было не по себе.
— Твоя госпожа… — начал я довольно беспечным тоном, намереваясь для начала поболтать с ним о разных пустяках.
Но, к моему удивлению, он молча откинул полог шатра и жестом предложил мне войти.
Сафия Баффо уютно свернулась в клубочек между двойными стенами шатра, устроив себе нечто вроде гнездышка из ковров и подушек, которые, видимо, принесли сюда специально для нее. Фаворитка принца заняла все свободное место в шатре, вытянув длинные ноги и поудобнее пристроив выступающий живот. Заглядевшись на нее, я неловко споткнулся о завернувшийся угол ковра и едва не растянулся во весь рост. Это помещение было явно рассчитано только на двоих — на Сафию, и на ее еще неродившегося ребенка.
Но Прекраснейшая ничем не выказала своего неудовольствия при моем появлении. Глядя на ее просиявшее лицо, можно было подумать, что она до смерти рада меня видеть.
