Конечно, он обежал весь Париж, чтобы исполнить ее желания.
Небрежным жестом Файя завернулась в пеньюар. Будто остерегаясь ее, Стеллио остановился в нескольких шагах.
— Приближается гроза, — сказал он после приветствия.
— Нет, — возразила Файя. — Сегодня не будет дождя.
Лиана украдкой наблюдала за Стеллио. Он подавил вздох — тоже устал уже без конца выслушивать эти отказы, отрицания, заменившие прошлое молчание Файи.
Лиана предложила ему кресло:
— Вы, наверное, выехали рано утром и, должно быть, устали. Выпейте чаю. Он хорошо заварился, почти черный, как вы любите. Это вас взбодрит.
— Все в порядке, мадемуазель Лиана. Мне просто немного жарко. Я шел от самого вокзала в Сенлисе.
— Да, до Шармаля добраться непросто. Надо было попросить какого-нибудь крестьянина, чтобы он довез вас на повозке, или одолжить велосипед. Вы очень долго шли пешком!
— Но деревни так красивы! И весь этот край…
— Край, да. Но замок! Здесь еще многое нужно сделать.
— Неважно. Мне здесь нравится.
Лиана улыбнулась. Ее нервозность понемногу улеглась. То, что кто-то разделял ее любовь к Шармалю, только радовало. Однако в прошлом году, когда Стеллио приезжал сюда вместе с остальными, Файя его не щадила. Много раз Лиана замечала, что он готов был расплакаться от ее колких насмешек. Может, ему так нравились эти страдания, что он влюбился и в то место, где их испытал?
Файя, видимо, раздраженная тем, что говорили не о ней, оторвалась от своих стекляшек:
— Ну что, Стеллио, вы привезли мои платья? Короткую тунику из переливающейся тафты? Очень скоро она мне понадобится. Привезли?
— Она не… она не закончена. Ведь это платье для танцев, мадемуазель Файя, и…
Он упорно называл ее мадемуазель Файя или говорил просто Файя, когда ее не было. Впрочем, никто не обращался к ней мадам, тем более мадам Вентру, даже слуги. Все продолжали звать ее так, как до замужества, словно хотели подчеркнуть, что замужество, беременность и рождение ребенка не изменили ее. Она оставалась золотистой феей, странной песчинкой, которая продолжала всех очаровывать вопреки всему — войне, уродствам, крови, собственной жестокости.
— Но мне нужны платья для танцев! — возмутилась она.
— Зачем? — Стеллио удивленно посмотрел на нее.
Файя равнодушно наклонилась над своей коробкой и вынула оттуда маленькую брошку в виде крокодила:
— Думаю, это будет хорошо смотреться на моем колье.
Стеллио отпил глоток чая, затем развернул пакет с платьями:
— У меня и для мадемуазель Лианы тоже есть наряды. Правда, в швейных мастерских были забастовки, и не удалось привезти все, что хотелось бы.
Файя надула губы:
— Почему вы извиняетесь? Потому что не выполнили моих пожеланий?
Кот Нарцисс проснулся и протянул, заигрывая, свою лапу к колье. Файя его грубо оттолкнула, но он вернулся и страстно повис на полах ее одежды.
— Вы раньше таким не были, — продолжала она.
Стеллио сделал еще глоток.
— Очень трудно достать нужные ткани, — поколебавшись, ответил он.
— А Вентру?
— Не так легко в наше время достать нансук или шартрез. Вы же у меня просили даже фурлану! И потом…
— Потом что?
— Вентру теперь занят другими товарами…
— Откуда вы знаете? Если так, то он ошибается. Автомобили, платья, обувь — вот что должно занимать его в первую очередь. А румяна, вы их привезли? Румяна, карандаш для глаз, помаду?
На этот раз Стеллио смело парировал:
— Видно, что вы не умираете с голоду.
Она оторвала взгляд от своих украшений:
— А вы что, умираете? Смотрите-ка, вы похудели, правда.
— Нет, я ем достаточно… — Его голос вдруг сорвался. — Лобанов вернулся.
— Лобанов? Ну и что?
— Он был ранен. Тяжело.
— Когда?
— В феврале или марте.
— Вы знали об этом, но скрывали от нас? Ну хорошо, тем лучше, пусть приезжает. Одним мужчиной больше. Мы наконец сможем поговорить о балете…
— Он уже не тот, мадемуазель Файя.
— Ну конечно, Стеллио, мы это знаем: война изменила весь мир. Можно, тем не менее, вновь начать развлекаться, не правда ли? Думаете, теперь уже никто не занимается любовью?
Стеллио побледнел. Лиана видела, как вздулись вены у него на висках. Невозмутимая Файя добавила, обращаясь к подруге:
— …Правда, некоторые стали так невинны, и совершенно неожиданно…
Лиана повернулась к Стеллио:
— Что случилось с Лобановым?
Он закрыл глаза, постарался устроиться в тени зонта и тихо сказал:
— Я не видел его с Испании, после нашего разрыва. Ничего о нем не знал. Лобанов мне не писал. Он ведь считал, что мне не хватает смелости, а больные легкие — лишь предлог, чтобы избежать войны. Я, по его мнению, должен был пойти на фронт добровольцем. Возможно, он прав. Но я не создан для этой бойни.
Он помолчал и произнес более твердо:
— Во всяком случае, как только его ранили, он захотел меня увидеть. Сказал, что я — единственная его семья. Это вранье. У него есть семья, в России, тетки и кузены. Короче, это было на Пасху. Я нашел его в госпитале, в Париже. Ему отняли ногу, мадемуазель Лиана. Это ужасно. Он больше не сможет танцевать.
— Но все равно будет придумывать свои балеты, — заметила Файя. — Я уверена, что война никак не повлияла на его прекрасное воображение. Кстати, теперь могу сказать: он никогда не был хорошим танцовщиком. Нижинский его превосходил, и намного. Масин тоже.
Стеллио откинулся в кресле. Каждая фраза Файи, казалось, его ранила.
— Как он с этим справился? — спросила Лиана.
— Конечно, жуткие вспышки ярости. И во всем он обвиняет меня, даже в русской революции. Целыми днями рвет и мечет, ругает Дягилева, весь мир. Его успокаивают только духи.
— Духи? Надо же! — удивилась Файя.
Стеллио не сдержался и обхватил голову руками.
— Это ад! — Сразу пожалев о последнем слове, он вскочил, взял трость и шляпу: — Извините! Я вас покидаю. Вот почему, мадемуазель Файя, я запоздал с платьями. Остальные будут через восемь дней. Я с кем-нибудь пришлю.
Он наклонился, чтобы поцеловать руку. Ему отказали:
— Нет. Оставайтесь!
И Стеллио, конечно, остался. Он снова сел, рассматривая Нарцисса. Тот прыгнул на колени к хозяйке и, путаясь в кружевах, зарылся в свое убежище.
