— Очень больно? — заботливо вопрошал Виктор, гладя меня по голове.
Лучше бы он этого не делал. Шишка от удара выпирала, как рог у единорога.
— Нет, — пролепетала я и поморщилась.
Виктор снова заехал рукой по больному месту. Я чуть было не заорала: «Да!» Надо что-то делать, пока у меня от его доброты череп не раскололся. Я взяла ладонь Виктора и положила себе на сердце.
— Я так перепугалась. Чувствуешь, как стучит? — Стучало оно ровно 70 ударов в минуту, но доверчивый Виктор проверять по часам не стал.
— Никогда себя не прощу, — взволнованно произнес он.
— Ты не виноват, — прошептала я, прислушиваясь. Шаги на лестнице возобновились, а Тимофеич все воевал с телефоном. Виктор, похоже, ничего не замечал и был готов стоять на коленях с рукой на моей груди до конца дней своих. Если мы сейчас же отсюда не уберемся, они наступят в ближайшие пять минут. Звук взводимого курка я не перепутаю ни с чем.
— Мне холодно, — пожаловалась я. Жуткое вранье. — Можно, я напою тебя кофе в другом месте?
— Отвезу тебя к себе, — обрадовался Виктор и подхватил меня на руки.
Я блаженствовала. Люблю, когда носят на руках. Жаль, чем старше становишься, тем реже появляются желающие сделать мне такой подарок. Виктор нес меня на глазах всего двора. Приятно было ощущать себя в надежных руках. Я смотрела вверх. Кроны деревьев кружились на фоне серого неба, следом кружилась моя голова. Я скосила глаза на Виктора. Как сильно он изменился, лишь только почувствовал себя нужным, сильным и незаменимым. В подъезде никто не мешал быть героем. Сейчас он походил даже не на Штирлица, а скорее на викинга, защищающего то, что принадлежит ему по праву. Неужели мой романтический бред является следствием удара по голове? Раньше такого эффекта не наблюдалось. Может, я по-настоящему влюбилась? На нос упала крупная дождевая капля и несколько остудила мой пыл.
Небо раскололи одна за другой бледно-голубые молнии. От последующего оглушительного грохота, казалось, покачнулись дома и фонарные столбы. Виктор аккуратно уложил меня на заднее сиденье, и мы отчалили. По стеклу ударили первые крупные капли. Затем очертания улиц исказили струи воды, сплошной стеной обрушившиеся на Тарасов. Виктор включил «дворники».
— Танечка, как ты себя чувствуешь?
Чувствовала я себя неплохо, но признаваться в этом не спешила и ограничилась неопределенным:
— Спасибо, Витя. Если бы не ты, мне бы не поздоровилось.
Он пристально уставился на меня, пытаясь взглядом определить температуру моего тела, артериальное давление и перистальтику кишечника. Так как за пару секунд он с этим не управился, я забеспокоилась.
— Смотри хоть иногда на дорогу! Я еще слишком молода, чтобы умереть.
После этих слов мое состояние было расценено как удовлетворительное, и Виктор отвернулся. Я в свою очередь занялась разглядыванием промокших прохожих. Меня привлекла забавная картинка: шикарные тетеньки в вечерних платьях и туфельках на высоких каблуках, поднимая тучи брызг, неслись по тротуару к ближайшей остановке от театра. За ними, вприпрыжку, элегантно одетые мужчины пытались удержать над дамами импровизированные зонтики из пакетов и пиджаков.
Хорошо все же, что люди додумались до автомобиля! Ниоткуда не дует, не капает, везет, куда хочешь. Мы, например, катимся к Виктору, на другой берег Волги, в летный городок. Я незаметно вздохнула. Если Штирлиц облюбовал себе жилье с пятого по двенадцатый этаж и лифт не работает, за рабочую гипотезу принимается моя смертельная болезнь. Придется Витеньке тащить меня на руках, спине или… Ах, мне уже стала нравиться эта мысль.
К несчастью или к счастью, но он жил на втором этаже. По лестнице я плелась сама, правда заботливо поддерживаемая под локоть. Прислонив меня к стене, Виктор достал связку ключей и открыл дверь в тамбур. Я уже собиралась пошутить, мол, за такой фанеркой от бандитов не спрячешься, да не успела и разинула от удивления рот.
Мой друг из двух дверей направился к той, которая производила несокрушимое впечатление: массивная, бронированная. Чем рваться через нее без ключа, легче разобрать стену рядом.
— Сделана по спецзаказу на Нижнетагильском танковом заводе? — с уважением и плохо скрываемой завистью произнесла я.
— Работа опасная, — улыбнулся мне Штирлиц, возясь с замками. — А друзья хорошие.
Он вежливо посторонился, давая мне войти в свою одинокую обитель. Я принялась бродить по квартире, временами издавая нечленораздельные звуки. Мне здесь нравилось. Всего две комнаты, кухня, санузел, но обустроены с большой любовью и вкусом. Все на своих местах, ни убавить, ни добавить. И в то же время очень уютно. В спальне аккуратно застеленная двуспальная кровать, встроенный шкаф с зеркальными дверцами, музыкальный центр, столик с лампой и телефоном. В гостиной мебель в стиле модерн, бронзовые светильники по углам, картины. Мое внимание привлек огромный, на полстены, плоский телевизор.
— Ого! Откуда такая роскошь?
Виктор, ходивший за мной по пятам и наблюдавший за реакцией, был явно польщен:
— Живу один, занят с утра до ночи, развлекаться некогда. Могу я позволить себе некоторые излишества?
— Пожалеть тебя? Как-нибудь на досуге займусь, — это прозвучало слишком многообещающе, и я поспешно изменила тему: — Устала как собака. Сейчас бы в душ.
— Ну, конечно! — Виктор с досадой хлопнул себя по лбу. — У тебя был трудный день. Ты по-прежнему прекрасно выглядишь, но силы, наверное, на исходе. А я тут экскурсию устраиваю.
Я, скромно потупившись, отправилась в ванную. Виктор принес мне халат, полотенце и виновато проговорил, прикрывая дверь:
— Не торопись. Отдыхай. Я приготовлю ужин.
Я не спеша набрала воду и плюхнулась в густую пену. Тревога и беспокойство оставили меня. На кухне готовил что-то очень вкусное интересный мужчина. Я расслабилась и, вдыхая нежный сосновый запах, идущий от пены, даже начала напевать. Блаженство! Не знаю, сколько я провалялась в ванне, час или два. Из неспешных раздумий о судьбах мира меня вывел осторожный стук в дверь.
— Танечка! Кушать подано. Выходи.
Я нехотя выбралась из ванны и, закутавшись в белый махровый халат хозяина, потопала на зов. Если Виктор хотел меня поразить, он своего добился. Я ощутила себя героиней любовного романа рыцарской эпохи. Посреди кухни стоял круглый столик, убранный белой кружевной скатертью, и два высоких кресла. Единственное освещение давали две тонкие свечи в бронзовых подсвечниках. В хрустальных бокалах — апельсиновый сок. Виктор приготовил салат с кальмарами, фаршированные помидоры, поджарил сома и картошку с грибами. От увиденного у меня потекли слюнки, и, не дожидаясь приглашения, я уселась и схватила вилку.
На протяжении трапезы мы в основном молчали, так как я ела, а Виктор подкладывал мне добавку. Лишь когда пояс купального халата стал немилосердно сдавливать мой наполненный живот, я с грустью оторвалась от тарелки и рассыпалась в благодарностях. Мы перебрались в гостиную пить кофе с кексом. Виктор разрезал его на куски, но, как всегда, сладкое помещалось в меня уже с трудом.
