Видите? Ударник вошел в голову Котопакси точно в нужном месте. Это сделал не какой-нибудь растяпа-дилетант. Тот, кто за это взялся, знал, что делает.
— Ну, — задумчиво сказал я, — теперь, когда вы мне объяснили, я и сам знаю, что нужно делать.
— Да, но не забывайте, что важно не только найти место, но еще и правильно рассчитать угол выстрела. Надо целиться в то место, где спинной мозг соединяется с головным. Тогда смерть наступает мгновенно. Видите, даже ни пятнышка крови...
— Ну да, — насмешливо заметил я, — а лошадь будет спокойно стоять и ждать, когда ее пристрелят?
— Как ни странно, обычно так и бывает. Хотя мне говорили, что невысоким людям трудно приставить пистолет в нужном месте под нужным углом, даже если лошадь не сопротивляется.
— Да, наверно, — сказал я. Я еще раз взглянул на тело, недавно бывшее вместилищем боевого духа. Я сидел на этом коне, слышал его мысли, ощущал текучую мощь его мускулов, радовался его победам, выезжал его еще жеребенком, восхищался его растущей силой... «Если лошадь подо мной снова сломает ногу, я опять отойду в сторону», — подумал я.
Я выбрался на свежий воздух, и Робин Кертис последовал за мной, продолжая на ходу свою лекцию, как будто это само собой разумелось.
— Помимо того, что трудно правильно рассчитать место и угол, у пистолетов такого типа есть еще один недостаток: несмотря на то что ударник возвращается в ствол мгновенно, лошадь падает не менее быстро, и твердые кости черепа могут погнуть ударник, так что через некоторое время пистолет приходит в негодность.
— Значит, теперь вы пользуетесь чем-то другим?
Он кивнул.
— Пистолетом с обычными пулями. Если хотите, я вам его покажу. У меня в машине есть такой.
Мы не торопясь вышли из конюшни. Машина ветеринара стояла недалеко от «роллс-ройса» принцессы. Ветеринар открыл багажник, достал оттуда кейс, запертый на замок. В кейсе лежал предмет, завернутый в мешковину. Ветеринар развернул его.
Это оказался автоматический пистолет системы «люгер», отличавшийся от обычного оружия только формой ствола. Вместо длинного и узкого дула у него была большая выпуклая штуковина с косым овальным отверстием на конце.
— Внутри этого ствола пуля раскручивается по спирали, — пояснил Робин.
— А пули годятся любые?
— Нет, конечно, нужно, чтобы калибр был соответствующий, но в принципе любые, и оружие тоже может быть любым. Это очень удобно. Такое дуло можно привинтить к любому пистолету, который есть под рукой. Понимаете, пуля вылетает из ствола с большой скоростью, но из-за того, что она движется по спирали, первое же препятствие ее останавливает. Поэтому когда вам нужно пристрелить лошадь, вы можете быть уверены, что пуля застрянет в голове.
Ну, не всегда, но как правило. — Он жизнерадостно улыбнулся. — По крайней мере, не обязательно так точно целиться, потому что вращающаяся пуля причиняет значительно более обширные повреждения.
Я задумчиво посмотрел на ветеринара.
— А почему вы так уверены, что эти две лошади были убиты пистолетом с возвратным ударником, а не из такого пистолета, как у вас?
— Ну, видите ли... От выстрела из обычного пистолета на шкуре обязательно остаются ожоги от пороховых газов. Кроме того, из носа и изо рта лошади течет кровь. Иногда не очень сильно, но кровь течет всегда, из-за обширных внутренних повреждений, понимаете?
— Понимаю, — вздохнул я.
Ветеринар принялся заворачивать свой пистолет.
— Скажите, а на него нужно разрешение? — спросил я.
— А то как же! И на пистолет с возвратным ударником тоже.
«Таких пистолетов, наверно, тысячи, — подумал я. — У любого ветеринара. На любой бойне. У многих фермеров. У охотников. У людей, которые имеют дело с полицейскими лошадьми... Короче, до черта».
— Наверно, существуют тысячи таких устаревших пистолетов. Лежат и ждут своего часа.
— Ну, все они хранятся в надежных местах, — возразил ветеринар.
— Да, но сегодня ночью кто-то достал один из них.
— Да.
— А вы не могли бы определить, когда их убили?
Ветеринар убрал свой пистолет в кейс.
— В первой половине ночи, — уверенно сказал он. — До полуночи или сразу после. Ночь, конечно, была холодная, но все равно лошади не успели бы так окоченеть, если бы это случилось ближе к утру. На это потребовалось несколько часов, а их нашли в полшестого. — Он усмехнулся. — Живодеры терпеть не могут забирать лошадей, которые уже окоченели. Их трудно перемещать. Вытащить их из денника и то будет нелегко.
Ветеринар стянул с себя рабочий комбинезон и сунул его в багажник.
— А ведь еще и вскрытие делать придется. Страховая компания наверняка этого потребует. — Он захлопнул багажник. — Ну, пошли в дом.
— А их так и оставим? — Я указал в сторону денников.
— Ну, им уже не холодно! — сказал ветеринар, но все же пошел и запер двери денников — «чтобы не оскорбить нежных чувств владельцев, которые вздумают заявиться сюда в воскресное утро повидать своих любимцев», как выразился Робин. Нежные чувства самого Робина, видимо, мирно скончались в первую же неделю ветеринарной практики. Впрочем, это не мешало ему успешно заботиться о питомцах Уайкема. Мы вошли в дом Уайкема, такой же древний и запутанный, как конюшня. Уайкем с принцессой сидели в гостиной, утешаясь чаем и воспоминаниями. Принцесса была так же сдержанна, как всегда. Уайкем чуть расслабился и пришел в себя, но по-прежнему выглядел озадаченным.
Когда мы вошли, он немедленно встал, взял меня под руку и увлек на кухню, неловко оправдываясь тем, что хочет показать, где у него лежат чай и кофе, хотя это мне было известно уже десять лет.
— Не понимаю, — сказал он, затворив за нами дверь. — Почему она не спрашивает, кто мог их убить? Я бы на ее месте в первую очередь захотел узнать именно это. А она даже и не заикнулась. Сидит себе и беседует о скачках как ни в чем не бывало. Почему она не хочет знать, кто их убил?
— Хм-м... Потому что у нее есть основания подозревать одного человека.
— Чего?! Кит... Господи, помилуй, кто же это?
Я колебался. Уайкем выглядел таким старым и дряхлым... Старческое лицо изрезано глубокими морщинами, на дряблой коже отчетливо выступили пигментные пятна.
— Пусть она вам сама расскажет, — сказал я. — Это связано с бизнесом ее мужа. Не думаю, что вам стоит искать предателей среди своих. Но раз принцесса вам не сказала, кого она подозревает, значит, она этого никому не скажет, пока не обсудит все с мужем. И, возможно, они вообще решат никому ничего не говорить. Они очень не хотят попасть в газеты.
— Газеты все равно пронюхают, — озабоченно сказал Уайкем. — Как же, один из главных фаворитов Большого национального застрелен в деннике...
