По другую сторону стола переговоров сидели два министра, де Грааф и ван Эффен. Они также не сразу нашли, что сказать, и для этого у них было серьезное основание: нельзя было сказать ничего такого, что могло бы изменить ситуацию. Каждый из четверых в душе признавал, что Риордан изложил свою точку зрения довольно логично и убедительно, хотя его требования были абсурдными. Молчание нарушил Аарон Виеринга, предварительно окинувший взглядом своих трех компаньонов.
— Прежде чем я начну говорить, не хочет ли кто-нибудь прокомментировать сказанное?
— Я хочу, — сказал ван Эффен.
— Мы слушаем вас, лейтенант.
— Как ни удивительно, мистер Риордан кое о чем умолчал. Он не сказал, почему он хочет избавить Северную Ирландию от британского влияния. Если уж мы ведем переговоры по такому вопросу, то мы имеем право знать его мотивы и его намерения. Кто знает, может быть, его намерения окажутся столь ужасными, столь отвратительными, что мы предпочтем, скорее, затопить страну, чем пойти навстречу его желаниям. Кроме того, у нас нет оснований считать, что мистер Риордан скажет нам правду.
— Вы хорошо изложили свою мысль, — заметил Виеринга. — Итак, мистер Риордан, мы вас слушаем.
— Мне кажется, что нет смысла клясться в том, что я говорю правду, потому что то же самое мог бы сказать и любой лжец. — Риордан снова встал. Видимо, стоя ему было легче говорить.
— Я уже говорил о подавляющем большинстве добрых, порядочных людей в раздираемой войной стране и о маньяках-убийцах, составляющих десятую долю процента. Наша цель — исключить эту десятую долю процента и дать возможность жителям Ольстера самим решать свою судьбу в атмосфере мира и спокойствия.
Когда вы говорите «исключить», что именно имеете в виду? — осторожно спросил Виеринга.
Мы истребим злодеев с обеих сторон. Мы вырежем раковую опухоль. Это достаточно прямолинейно для вас? — Риордан сел.
— Цель, похоже достойная! — сказал ван Эффен.
Он и не пытался скрыть презрение и недоверие в голосе. — Цель благородная и человечная. Пусть ирландцы сами решают свою судьбу. Но это утверждение совершенно не сочетается с вашим же заявлением о том, что Северной Ирландией никогда не будут править представители двух общин. Вам не приходило в голову, что если бы в этом кресле сидел самый отъявленный из руководителей ИРА, то он говорил бы то же самое, что сейчас говорите вы, ИРА стремится к той же самой цели, что и вы — любой ценой вывести из Северной Ирландии британские войска. Каковы у нас гарантии, что вы не являетесь руководителем ИРА?
— Никаких, — на этот раз Риордан не поднялся с места, и голос его был удивительно спокоен. — Больше я ничего не в состоянии сделать. Если вы не понимаете, что я ненавижу ИРА и ее цели, вы, должно быть, слепы. Мне настолько отвратительно подобное предположение, что я просто не нахожу слов, чтобы его опровергнуть. __ Наступила новая пауза, длиннее, предыдущей. Молчание снова нарушил Виеринга:
— Полагаю, именно такая ситуация и называется тупиком.
— Можно считать это тупиком, — сказал Риордан, не поднимаясь. Время для риторики, очевидно, прошло. Но очевидно, что есть несколько факторов, которые помогут преодолеть этот тупик. Например, Восточный Флеволанд. А также Леуварден, Северо-восточный польдер, Виерингермер, Пюттен, Петтен, Шоувен:, Валхерен и другие. Упоминал ли я, что мы заминировали королевский дворец?
— Дворец? — переспросил Виеринга. Казалось, последнее сообщение не произвело на него большого впечатления.
— Сегодня была только маленькая демонстрация. Просто для того чтобы показать, как легко и просто можно проникнуть сквозь вашу хваленую систему сигнализации.
— Передохните, Риордан, — резко сказал Виеринга. На этот раз он не добавил «мистер». — Время для угроз миновало. Остались только соображения морального характера.
— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал ван Эффен. Несколько мгновений Виеринга смотрел на лейтенанта, потом кивнул.
— Я тоже так думаю. Спасибо, лейтенант. Трудно решиться затопить страну, отдав это решение на волю жребия. — Министр посмотрел на Риордана. — В моей власти принять решение. Я позвоню британскому послу. Он позвонит в министерство иностранных дел в Лондоне. Мы сделаем заявление по радио, где суть дела будет изложена с необходимой осторожностью. Это я могу обещать. Результат переговоров я не берусь предсказать, и повлиять на него я не могу. Это понятно?
— Это понятно. Благодарю вас, министр, — в голосе Риордана не было даже намека на триумф, в нем даже не чувствовалось удовлетворения. Он встал. — Ваша честность в Европе вошла в поговорку. Я доволен. Спокойной ночи, джентльмены.
Ответного пожелания не последовало.
После ухода Риордана и его спутников все молча ждали, пока Виеринга закончит говорить по телефону. Наконец он положил трубку, отпил из своей рюмки, улыбнулся и сказал:
— Кто хочет прокомментировать, джентльмены? — министр обороны был удивительно спокоен.
— Все это отвратительно, возмутительно, ужасно! — громко заявил Дессенс. Сейчас, когда пора действий и принятия решений миновала, он кипел от ярости. — Доброе, честное имя Нидерландов вываляно в грязи!
— Вы хотите сказать, что было бы лучше; если бы эти люди затопили страну и утопили ни в чем неповинных граждан Нидерландов? — спросил Виеринга. — Что скажете вы, полковник?
— Вам пришлось прикинуть, какова вероятность того или иного события. Ваше решение было не просто правильным. Оно было единственно возможным.
— Спасибо, полковник. Вы, лейтенант?
— Что тут добавишь, сэр?
— Откровенно говоря, я не знаю. Но, если верить полковнику, а именно он сделал самое интересное утверждение во время переговоров, вы ближе к этим негодяям, чем кто-либо другой в Амстердаме. Слово «ближе» я использовал не в укор вам.
— Благодарю вас, сэр, Я так и подумал.
— Вы не слишком откровенны, лейтенант, не так, ли?
— Мною, овладевает несвойственная мне робость. Я старший лейтенант-детктив Амстердама, но в этом избранном обществе я младший по званию. Так насчет чего я должен быть откровенным, сэр?
Виеринга посмотрел куда-то вверх и сказал, почти без связи с предыдущим:
— Мне пришлось принять важное решение. — Он посмотрел на лейтенанта. — Вы верите Риордану?
Ван Эффен взял свою рюмку и некоторое время ее рассматривал. Он был явно погружен в свои мысли. Через некоторое время лейтенант сказал:
— Можно выделить четыре момента, касающихся Риордана. В первых двух я уверен. О третьем не знаю верить, или не верить. Четвертому я определенно не верю.
— А! Отсюда ваше загадочное замечание «пятьдесят на пятьдесят»?
— Думаю, да. Во-первых, я верю, что Риордан не из ИРА.
— В самом деле, лейтенант? Тогда зачем вы его задирали?
