«Зачем ты искал еду? Тебе не нужна никакая еда. Ты – самая мерзкая жирная свинья. Я таких жирных в жизни не видела. Ты зиму можешь перезимовать на своем жире».
Он ничего на это не ответил. Он знал, что это говорит не его мама, а чума. Мама его любила. Когда его в школе совсем задразнили, она пошла к директору и пригрозила, что, если это не прекратится, она подаст на него в суд.
«Что это за шум? Откуда такой жуткий грохот?»
Он сказал, что ничего такого не слышит. Мама очень разозлилась. Она снова начала его ругать и заплевала кровью все изголовье кровати.
«Это ты гремишь. Что ты там теребишь в своем кармане?»
Делать было нечего, пришлось послушаться. Он вытащил из кармана кекс, а она закричала, чтобы он немедленно его убрал и больше никогда не показывал. Неудивительно, что он такой толстый. Ведь он съедает все кексы и конфеты, все маки с сыром, пока его младший брат голодает. Каким надо быть чудовищем, чтобы отнять лакомые кусочки у малыша?
Он пытался оправдываться. Но стоило ему произнести хоть слово, она кричала, чтобы он замолчал, замолчал, за-мол-чал! Она говорила, что ее тошнит от его голоса. Ее тошнит от него. Это все из-за него. Он сделал что-то с ее мужем и со своим младшим братом. Он и с ней что-то сделал. Он виноват в том, что она заболела. Он ее отравил. Он ее травит.
И каждый раз, когда он открывал рот, она кричала: «Замолчи, замолчи, за-мол-чи!»
Она умерла спустя два дня.
Он завернул ее в чистую простыню и отнес на задний двор. Там он облил ее тело жидкостью для розжига угля и поджег. Бросил в огонь и все постельное белье. Потом он еще неделю ждал возвращения младшего брата. Но малыш так и не вернулся. Он искал брата… и еду тоже. Еду нашел, а брата – нет. Он перестал звать малыша. И говорить тоже перестал. Он замолчал.
Спустя шесть недель он шел по шоссе между заглохшими, исковерканными машинами, грузовиками и мотоциклами и увидел впереди черный дым. Через некоторое время он обнаружил, что источник этого дыма – желтый школьный автобус, полный детей. Там были солдаты, они спрашивали, как его зовут, откуда он и сколько ему лет. Потом он вспомнил, что сунул руки в карманы и нашел там старый кекс. Кекс так и остался в обертке.
«Мерзкая жирная свинья. Ты зиму можешь перезимовать на своем жире».
– В чем дело, парень? Ты умеешь говорить?
Сержант-инструктор услышал историю о том, как он появился в лагере: у мальчишки ничего с собой не было, только кусок засохшего кекса в кармане. Раньше сержант звал его Толстяком. Но когда все узнал, дал ему новое имя – Кекс.
– Ты мне нравишься, Кекс. Хорошо, что ты прирожденный стрелок. Готов поспорить, ты пристрелил свою мамочку, и в это время в одной руке у тебя была винтовка, а в другой – кекс. А еще ты похож на помесь Элмера Фадда с чертовым Муфасой.
[8]
Но больше всего мне в тебе нравится то, что ты не говоришь. Никто не знает, откуда ты, где ты был, что ты думаешь, что чувствуешь. Черт, ну и пусть, я плевать на это хотел, да и тебе тоже плевать. Ты немой хладнокровный убийца из самого сердца тьмы, поэтому сердце у тебя черное. Так, рядовой Кекс?
Это было не так.
Пока не так.
V
Цена
31
Первое, что я собиралась сделать, когда он очнется, – это убить его.
Если он придет в себя.
Дамбо не был уверен в том, что это случится. Мы его раздели догола, и наш маленький доктор, осмотрев раны, сказал:
– Он серьезно пострадал.
Ножевое ранение в одну ногу, огнестрельное – в другую, ожоги по всему телу, жар. Мы накрыли Эвана несколькими одеялами, но его все равно так колотило, что со стороны могло показаться, будто это кровать вибрирует.
– Сепсис, – пробормотал Дамбо.
Он заметил, что я смотрю на него непонимающим взглядом, и добавил:
– Это когда инфекция попадает в кровь.
– И что нам делать? – спросила я.
– Нужны антибиотики.
– Их у нас нет.
Я сидела на второй кровати. Сэм, с разряженным пистолетом в руках, подбежал к задней спинке. Пистолет он ни в какую не хотел отдавать. Бен, с винтовкой в обнимку, стоял, прислонившись спиной к стене, и с опаской поглядывал на Эвана. Казалось, он не сомневается в том, что Эван сейчас вскочит и снова предпримет попытку нас уничтожить.
– У него не было выбора, – сказала я Бену. – Думаешь, он мог просто взять и войти в неосвещенный отель так, чтобы его никто не пристрелил?
– Я хочу знать, где Кекс и Чашка, – сквозь зубы процедил Бен.
Дамбо попросил его убрать ноги. Он переупаковывал бинты, а Бен потерял много крови. Зомби только отмахнулся и, оттолкнувшись от стены, похромал к кровати Эвана.
Он с размаху ударил лежащего тыльной стороной ладони по щеке:
– Очнись! – Еще пощечина. – Давай же, очнись, сукин ты сын!
Я вскочила с кровати и схватила Бена за руку до того, как он успел еще раз ударить Эвана:
– Бен, это не поможет…
– Ладно. – Он вырвал у меня руку и пошел к двери. – Я сам их найду.
– Зомби! – крикнул Сэм и ринулся за Беном. – Я тоже пойду!
– Прекратите, вы оба! – резко сказала я. – Никто никуда не пойдет, пока мы…
– Что, Кэсси? – гаркнул Бен. – Пока что?
Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
Сэм тянул Бена за рукав:
– Идем, Зомби!
Мой пятилетний брат размахивал пистолетом с пустой обоймой. Вот такая метафора.
– Бен, послушай. Ты слышишь меня, Бен? Если ты сейчас уйдешь…
– Я сейчас ухожу…
Я не дала ему договорить:
– Тогда мы и тебя потеряем! Ты не знаешь, что там случилось. Возможно, Эван вырубил их, так же как тебя и Дамбо. Но скорее всего, он этого не делал. Если они сейчас идут обратно, идти на их поиски – необоснованный риск…
– Не рассказывай мне про необоснованный риск. Я знаю все о…
Бен покачнулся. Лицо его побелело, он упал на одно колено, а Сэм безрезультатно тянул его за рукав. Мы с Дамбо подняли его на ноги и довели до пустой кровати. Он повалился на спину и все проклинал нас, Эвана и вообще всю эту дурацкую ситуацию. Дамбо выпучил на меня глаза, как олень на автомобильные фары:
– Ты все понимаешь, да? Ты же знаешь, что делать?
Он ошибался.
32
Я подняла винтовку Дамбо и сунула ему в руки:
– У нас оголены посты. Оба окна в коридоре, восточные комнаты и западные. Двигайся и держи глаза нараспашку. Я останусь здесь с этими альфа-самцами и прослежу, чтобы они друг друга не поубивали.
