– Ну чего стоишь? Буди второго и ешьте быстро! Некогда мне тут с вами... Накорми, уложи... Чай, не гостиница какая!
Глеб повернулся на звук. Возле порога, опершись на дверной косяк, стояла женщина в телогрейке и подслеповато косилась на постояльца из-под нахлобученного на самые брови платка. Судя по всему, кладовщица так и не поняла, что «второй» – совсем не гость, а гостья. Но путникам это было только на руку. Растолкав Аврору, мальчик вернулся к столу и, обжигаясь, снял пробу. Каша с гуляшом оказалась выше всяких похвал. Вдвоем подростки прикончили угощение за считаные минуты и, когда хозяйка вернулась, уже собирали свои пожитки.
Тертого они застали на платформе. Тот явно был не в духе и громогласно распекал подчиненных за прохудившийся мешок, из которого просыпалось изрядное количество драгоценной пищевой соли. Завидев подростков, Терентьев немного поостыл и натянуто улыбнулся. Перепуганные грузчики не преминули воспользоваться ситуацией, с завидным проворством утащив дырявый тюк с глаз рассерженного начальства.
– А я уж хотел посылать за вами! Дуйте в сектор отгрузки, обоз вот-вот отправится. – Тертый махнул рукой в сторону платформы. – Спросите Степана Кострому, он в курсе.
– Дядя Вить...
– А?
– Спасибо вам за хлопоты. – Паренек замялся. – Даже неудобно как-то...
– Да перестань, Глеб! Увидишь Тарана, передай, чтоб зашел. А то часики тикают, и пока не в нашу пользу... К сожалению, не могу уделить вам больше времени: дел по горло, да еще Пантелей до сих пор не вернулся...
Поймав растерянный взгляд мальчика, начальник Сенной запнулся на полуслове. Так и не дождавшись объяснения, подошел ближе.
– Ты его видел?.. Где? Что с ним?
– Чума, – еле слышно ответил Глеб. – Сожгли Пантелея на Чернышевской.
Тертый помрачнел. Желваки на лице заходили ходуном, лоб прорезали глубокие морщины.
– Чертовщина какая-то... – наконец вымолвил он. – Откуда чума? В лазарете ни одного инфекционного больного! И никогда ведь не хворал...
Забыв попрощаться, Терентьев устало побрел прочь. Мальчик запоздало махнул рукой вслед, но тот не отреагировал, сраженный дурной вестью. Аврора, неслышно подойдя сзади, потянула спутника за рукав. Следовало торопиться.
Беготня через всю станцию с риском сломать шею на заставленной товарами платформе оказалась лишней. Обоз, представлявший собой две сцепленные мотодрезины, мирно стоял на путях и, судя по разобранному движку и горстке деталей на промасленной тряпице, о скором отправлении состава можно было смело забыть. Степаном Костромой оказался коренастый тип средних лет с густой, черной как смоль бородой и такими же кустистыми бровями, от чего вид имел суровый и не располагающий к пространным беседам. Почему именно «Кострома» – фамилия или прозвище, – Глеб так и не понял. Вроде бы был такой город... Может, Степан оттуда родом? Уточнять мальчик благоразумно не стал. Караванщик и без того дергался, пытаясь починить отказавший не вовремя агрегат.
Возле бородача, подавая гаечные ключи, суетилась немолодая женщина в вязаной серой кофте, спецовочных штанах и застиранном до бесцветности платке.
– Здравствуйте. А скоро отправление? – поинтересовался Глеб.
Незнакомка посмотрела отстраненно и как ни в чем не бывало вернулась к своему занятию.
– Шо вылупился, хлопец? Немая она. – Кострома разогнулся, утер пот широкой мозолистой ручищей, недовольно разглядывая навязанных попутчиков. – Седайте в сторонке. Железяку сладим – зараз покличу.
Пришлось ждать. Недовольные задержкой челноки маялись поодаль, охраняя товар. Самые нетерпеливые вскоре стали по очереди отлучаться в местную забегаловку – пропустить по маленькой.
По прошествии пары часов состав все так же безжизненно стоял на путях, а караванщик, тихо свирепея, продолжал колдовать над двигателем. Наблюдая за мучениями бородача, Глеб наконец не выдержал, набрался храбрости и подошел к дрезине:
– Дайте-ка.
Кострома открыл было рот, когда мальчик выхватил у него разводной ключ, но потом передумал и, безнадежно махнув рукой, уселся на край платформы. Закатав рукава, мальчик полез под металлический чехол, скрывавший механическое нутро транспорта. Спустя несколько минут что-то противно лязгнуло, а из-под днища вылетела изгвазданная деталь.
– Э-э! Ты шо там отчекрыжил, шельма?! – забеспокоился караванщик.
– Спокойно. Без этой хреновины только лучше будет. – Лицо Глеба, чумазое и довольное, показалось снаружи. – Лучше подержите вот здесь... Я, конечно, больше по дизельгенерато– рам, но тут все намного проще.
Степан с новым энтузиазмом ринулся в бой, на помощь юному дарованию. В четыре руки работа заладилась, закипела. Воодушевленные переменами, челноки засуетились, сгрудились вокруг дрезины, со знанием дела тыча пальцами в механизм, мол, здесь поджать, а там ослабить, на что раскрасневшийся Кострома доходчиво, образно и с интимными подробностями о внебрачных связях всех родственников до пятого колена включительно указал пустомелям то самое сокровенное место, куда им следовало незамедлительно отправляться со своими ценными советами.
Несмотря на вмешательство Глеба, на устранение поломки ушла добрая половина дня. Караванщик между делом поведал мальчику немало интересного – про нелегкий бизнес, про ушлых мазутов с их грабительскими транзитными поборами, про свою немую компаньонку, которую подобрал на одной из окраинных станций. С ней, как оказалось, история приключилась совсем печальная: бедняжка перестала говорить после неудачных родов. Ребенок появился мертвым, да к тому же с жутким уродством – без лица и ушей. Так бы и тронулась умом с горя, если б не Степан. Обогрел, выходил. Сжились, в общем.
– Хозяйка из Фимы справная, – объяснял Кострома, украдкой поглядывая на спутницу. – А что молчунья, так оно ж только в плюс! Других бабы цельный день пилят, а моя зенками покрутит, попыхтит, да успокоится!
Глеб выглянул из-за дрезины. Женщина в платке сидела возле стены, уставившись в одну точку отрешенным взглядом, и мерно покачивалась из стороны в сторону. Странная, потерянная и бесконечно несчастная, Фима не вызывала ничего, кроме острой жалости и подспудного желания помочь хоть чем-нибудь. Правда, вряд ли существовало что-либо, способное успокоить, утешить эту бедняжку, всецело поглощенную собственным горем...
За неспешными беседами ремонт незаметно приблизился к завершающей фазе, и, когда реанимированный двигатель сварливо затарахтел, по платформе пронесся вздох облегчения. Наскоро вытерев руки ветошью, мальчик подсел к Авроре, которая уже устроилась на задней дрезине, вскарабкавшись на мешки с сушеными грибами. Последними на отходящий состав вскочили двое челноков, все это время проторчавших в баре. К моменту отправления оба успели порядочно набраться, а потому, плюхнувшись на свои места, тотчас заклевали носом.
Состав неторопливо въехал в туннель, в липкие объятия первозданной темноты. Одинокий фонарь передней дрезины высвечивал впереди отрезок железнодорожного полотна, но сидеть в хвосте обоза оказалось жутковато – сзади непроницаемой стеной вставал мрак. То и дело подмывало оглянуться, но Глеб стоически сдерживался, памятуя о многочисленных слухах. Нередко доводилось слышать, что страх в туннелях обретает мистическую силу, имея свойство притягивать вполне реальные неприятности. Отгонишь плохие мысли – пройдешь спокойно, забоишься – накличешь беду.
