Но снова тихо.
И очи клонятся к очам…
И беспокоится врачиха,
Что дети стонут по ночам…
Возвращение
Ну вот и пора —
возвращаемся
Каждый в судьбу свою.
Давай еще раз
попрощаемся,
Давай я опять постою
На скверике,
у киностудии,
Сжимая сникший букет,
С тревогой ловя в многолюдии
Единственный силуэт
И чувствуя,
как пробираются
По телу смятенье и дрожь,
Как сердце опять примиряется
Со страхом,
что ты не придешь.
…Ты выйдешь,
грустна и загадочна:
– Прости,
я на полчаса… —
– А мне и минуты достаточно —
Запомнить твои глаза…
* * *
Я видел,
как двое влюбленных
пытались и не умели расстаться.
Был темный ветреный вечер.
Над городом повисла тяжелая холодная туча.
Влюбленные медленно, с трудом
размыкали объятья,
потом,
крепко держась за руки,
отстранялись друг от друга,
точно хотели лучше разглядеть
и запомнить любимые черты.
Наконец,
разорвав пальцы,
они, мучительно,
непрестанно оглядываясь,
начинали расходиться в разные стороны.
Я видел,
как неожиданно,
словно приняв некое важное решение,
юноша резко повернул назад
и бегом воротился
к замершей в ожидании подруге,
обнял ее,
и все началось сначала, —
только на этот раз
воротиться пришлось девушке.
И, конечно,
ни юноша, ни девушка
не догадывались,
что в этих бесконечных прощаниях
и возвращениях,
как в витке гена,
зашифрована вся их будущая
любовь…
Зеленый лист
Поглажу ствол.
Он холоден и мшист.
Вверх посмотрю,
чтоб солнце ослепило…
Зеленый лист!
Ты превращаешь в жизнь
Сгорающее заживо светило.
Луч,
пролетевший сквозь безбытие,
Преодолевший черное безмолвье,
Вонзая в щит зеленый острие,
Становится дыханьем,
плотью,
кровью,
Тобою, мною…
Видно, неспроста
Я думаю и думаю про это.
А может быть,
и странный дар поэта —
Подобие зеленого листа?
Земляничная поляна
…И вот – рассветный лес,
парной,
туманный,
Трава умыта,
ствол сосновый рыж,
А дальше —
земляничная поляна:
Казалось,
ступишь – ноги обагришь,
Казалось,
не собрать всего и за год…
Но вот растаял
золотистый чад,
И я иду из леса
с горстью ягод,
Да и они —
по-моему —
горчат…
О памяти
Оттенков память не хранит,
Судьбу отображая в целом.
И у былого строгий вид:
То стало черным,
это – белым…
И вот,
порвав с прошедшим связь,
Забыв потраченные силы,
Я думаю,
былым томясь:
– Быть может,
так оно и было?..
Но если так,
то как я мог
В том негодяе ошибиться,
Об этот камень ушибиться,
Быть с доброй женщиной жесток?
Как мог я
не увидеть зло,
Себе ж готовя неудачи?
Ведь все иначе быть могло!
…Но ведь и было все иначе!
Моей дочери
Из Добромира Задгорского
Ты отыскала первые слова —
Невинные,
невольные глаголы.
Я начинал с того же.
Ты права:
Мы в мир приходим праведны и голы.
Потом,
как муравьи,
найдем сучок,
Травинку,
каплю меда
– и довольны!
У каждого в душе живет сверчок,
Но он поет,
когда мы сердцем вольны…
Реминисценция
Николаю Самвеляну
«Земную жизнь пройдя до половины…»
Я так хотел бы
воротиться вспять.
Но время не дает,
толкает в спину —
И нужно дальше весело шагать,
И делать вид,
что опыт – это благо,
И веровать в познанье без границ,
И понимать,
что чистая бумага
Правдивее измаранных страниц…
* * *
Некогда я был учителем словесности.
И однажды,
пытаясь выразить ученикам
ту ненависть,
которую испытывали
к Жоржу Дантесу-Геккерну
современники Пушкина, —
я сказал:
– Представьте себе на минуту,
что Юрий Гагарин
не разбился во время испытательного полета,
а был убит на дуэли
смазливым и наглым юнцом…
По глазам,
по лицам учеников
я понял,
что нашел самое убедительное для них,
самое горькое сравнение…
Справедливость
Дантес умер в почете во Франции в 1895-м – в год образования «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Он умер в девяносто пятом!
Министром был и пэром стал!
Заделался аристократом,
Как в Петербурге загадал.
Скончался старцем именитым
И схоронен
куда пышней!
Где ж вы шатались, Эвмениды,
Со справедливостью своей?
Вы покарать любого в силе.
Так почему
душе пустой
За кровь певца не отомстили
Бесчестьем или нищетой?
