— Вы сказали… есть и другие преимущества, — напомнила мужчинам Эбби.
— Вот вам мой пример, — начал Мохандас. — После завершения ординатуры у меня оставались неоплаченными несколько студенческих займов. Но при устройстве на работу в Бейсайд это было учтено. Мне помогли полностью расплатиться с долгами.
— Я как раз хотел подробнее остановиться на этом, чтобы вы отчетливее представляли себе привлекательность работы в команде, — сказал Арчер. — В наши дни хирург оканчивает ординатуру лишь к тридцати годам. Многие к тому времени уже женятся, выходят замуж и обзаводятся ребенком, а то и двумя. Они приобретают профессиональный опыт и… долговое бремя. Займы, которые они брали, нужно возвращать, а это в среднем сто тысяч долларов. А у хирургов еще нет собственного дома! И вот они десять лет работают, чтобы расплатиться с долгами. Им уже сорок. Но за эти годы у них успели подрасти дети, и теперь пора думать о колледже для потомства!
Арчер покачал головой:
— Даже не знаю, почему сегодня еще находятся те, кто идет в медицину. В нашей профессии больших денег явно не заработать.
— Да, — согласилась Эбби. — В медицине есть трудности.
— Вы наверняка имеете в виду финансовые трудности. И здесь Бейсайд способен помочь. Марк рассказывал нам, что вам со времен учебы в колледже хорошо знакомы долги и займы.
— Не только это. Я получала стипендию. Но займы тоже приходилось брать.
— И тут хочется крикнуть: «Ой! Больно!» — усмехнулся Арчер.
Эбби грустно кивнула:
— Я уже начинаю чувствовать боль.
— Займы на учебу в колледже? Это тоже было?
— Да. У моей семьи были финансовые проблемы, — призналась Эбби.
— Вы говорите так, словно стыдитесь этого.
— Те проблемы в большей степени были вызваны… полосой невезения. У меня заболел младший брат. Несколько месяцев он провел в больнице, а у нас не было медицинской страховки. Но в том городе, где я выросла, очень многие жители не имели страховок.
— Что лишь подтверждает мои слова. Догадываюсь, сколько усилий вы приложили, сражаясь с финансовыми проблемами. Мы все знаем об этом не понаслышке. Радж из семьи иммигрантов. Он до десяти лет вообще не говорил по-английски. Я — первый в нашей семье, кто получил высшее образование. Среди нас нет «бостонских браминов»
[2]
. Никто не может похвастаться богатым папочкой или фондом на наше имя. Мы знаем, каково пробивать себе дорогу в жизни. И в команде нам нужны люди нашей закваски.
Бранденбургский концерт закончился. Стихли последние звуки скрипок и труб. Арчер выключил музыкальный центр и снова повернулся к Эбби.
— Вы сегодня получили богатую пищу для размышлений. Разумеется, мы пока не делаем вам никаких твердых предложений. Это больше похоже на… — Арчер улыбнулся Марку. — На первое свидание.
— Я понимаю, — сказала Эбби.
— И еще один момент, который вам следует иметь в виду. Вы единственный ординатор, с которым мы говорили на эту тему. Единственная кандидатура, которую мы рассматриваем всерьез. Так что настоятельно рекомендую проявить мудрость и не рассказывать об этом вашим коллегам. Вспыхнет зависть, чего мы совсем не хотим.
— Разумеется, я сохраню этот разговор в тайне.
— Вот и отлично. — Арчер обвел глазами собравшихся. — Думаю, все согласятся с такой постановкой вопроса? Верно, джентльмены?
Мужчины дружно закивали.
— Консенсус достигнут, — объявил Арчер. Он улыбнулся и снова протянул руку к графину с бренди. — Это я и называю настоящей командой.
— И что ты об этом думаешь? — спросил Марк по пути домой.
Эбби запрокинула голову и с каким-то неистовством крикнула:
— Я не чувствую под собой ног! Боже, какой был вечер!
— Значит, ты счастлива?
— Ты что, шутишь? Я напугана.
— Напугана? Чем?
— Тем, что обязательно наделаю ляпов и испорчу впечатление о себе.
Марк засмеялся и похлопал ее по коленке:
— Слушай, мы же успели поработать со всеми ординаторами и потому знаем, что зовем к себе самого лучшего.
— И в какой мере выбор был обусловлен вашим влиянием, доктор Ходелл?
— В ничтожной. Остальные полностью сошлись во мнении насчет тебя.
— Правда?
— Правда, Эбби. Можешь мне верить: в нашем списке ты идешь первым номером. И мне думается, ты считаешь все это потрясающей удачей.
Улыбающаяся Эбби откинулась в пассажирском кресле. Воображение подбрасывало ей картины будущего. До этого вечера она смутно представляла, где станет работать через три с половиной года. Вероятнее всего, в одной из клиник страховой медицины. Частная практика клонилась к закату, и Эбби не видела для себя никаких перспектив в этой сфере. По крайней мере, в пределах Бостона. А ей очень хотелось остаться здесь.
В Бостоне. Рядом с Марком.
— Я ужасно хочу войти в команду, — сказала она. — Надеюсь, не разочарую никого из вас.
— Не разочаруешь. Команда знает, какие люди ей нужны. В этом наши мнения целиком совпадают.
— И даже мнение Аарона Леви? — помолчав, спросила Эбби.
— А с чего Аарону занимать другую позицию?
— Не знаю. Я сегодня немного поговорила с его женой. У меня возникло ощущение, что Аарон не очень-то счастлив. Ты знал, что он подумывает уехать из Бостона?
— Что?
Марк был искренне удивлен.
— Говорил, что хотел бы перебраться в какой-нибудь городишко.
— Как бы не так, — засмеялся Марк. — Элейн — типичная бостонская девчонка.
— Она и не думает о переезде. Это мысли Аарона.
Некоторое время Марк молча крутил руль, обдумывая услышанное.
— Должно быть, ты его неправильно поняла, — наконец произнес он.
— Возможно, — пожала плечами Эбби.
— Пожалуйста, свет, — сказала Эбби.
Хирургическая медсестра настроила бестеневой светильник, направив луч на грудь пациентки. Место операции было отмечено черным маркером: два крестика, поставленных чуть выше пятого ребра и соединенных линией. Грудная клетка, как и сама пациентка, была невелика. Мэри Аллен, 84 года, вдова. В клинику поступила неделю назад с жалобами на снижение веса и сильные головные боли. Обычный в таких случаях рентген грудной клетки дал тревожные результаты: множественные узелки в обоих легких. В течение шести дней пациентке делали всевозможные анализы, сканировали и снова возили на рентген. Она прошла бронхоскопию. Ей кололи иглами грудную стенку. Тем не менее полной ясности с ее диагнозом по-прежнему не было.
