— Ты посмотри на него… Как замечательно выглядит… Совсем здоровый парень…
Джош глуповато улыбался. Ему нравились эти знаки внимания. Он даже не заметил, что Вивьен деликатно отошла в сторону, освобождая место для шумной армии О’Деев.
— Джош, смотри, кого мы с собой привезли! Дядю Гарри из Ньюбери. Уж он-то знает все про видеомагнитофоны. Гарри, ты сможешь разобраться?
— Конечно. Всем соседям подключал. И с этим разберусь.
— Гарри, а ты взял те шнуры? Ты посмотри в мешке. Вдруг дома оставил?
— Думаешь, я могу забыть шнуры для Джоша?
— Джош, здесь три суперпорции жареной картошки. Тебе уже можно есть жареную картошку? Доктор Тарасов ничего не говорил по поводу жареной картошки?
— Мам, мы фотоаппарат забыли! Я так хотела сфотографировать шрам на груди Джоша.
— Нечего фотографировать шрамы!
— А учитель сказал, это было бы круто.
— Ваш учитель — человек в возрасте и не говорит таких словечек, как «круто». Никаких фото шрамов. Это нарушает свободу личности.
— Джош, тебе помочь управиться с картошкой?
— Гарри, в чем загвоздка? Неужели ты не можешь подключить видео к этому телевизору?
— Ой, не знаю. Больно старая модель…
Вивьен не без труда удалось пробраться к Эбби. В дверь палаты снова постучали. Приехала еще одна группа многочисленной родни Джоша. Объятия, поцелуи и восторженные комплименты его внешнему виду. На мгновение в плотном кольце О’Деев возник просвет. Эбби увидела, что Джош смотрит на них с Вивьен. Он беспомощно улыбнулся и махнул рукой.
Эбби и Вивьен тихо вышли из палаты. Они стояли в коридоре, слушая гомон за дверью.
— Ну что, Эбби, как ты теперь ответишь на свой вопрос? Стоило ли?
Они зашли в сестринскую узнать, можно ли поговорить с доктором Тарасовым. Секретарша ответила, что, скорее всего, он в комнате отдыха хирургов. Так и оказалось. Иван Тарасов потягивал кофе, одновременно делая записи в карточках. В своем твидовом пиджаке и очках, сползающих на нос, он был больше похож на праздного английского джентльмена, чем на знаменитого кардиохирурга.
— Мы только что из палаты Джоша, — сказала Вивьен.
Тарасов поднял голову. Эбби заметила, что карточки с историями болезни забрызганы кофе.
— И что вы думаете по этому поводу, доктор Чао?
— Я думаю… вы делаете замечательную работу. Мальчишка просто фантастически выглядит.
— У него небольшая послеоперационная амнезия. А в остальном — быстро идет на поправку, как и все ребята в его возрасте. Через неделю будем выписывать, если медсестры не выпроводят его раньше.
Тарасов закрыл карточку и снова взглянул на Вивьен. Улыбки на его лице уже не было.
— А на вас, доктор, я имею зуб. Причем громадный зуб.
— На меня?
— Вы знаете, о чем я говорю. О пациентке в Бейсайде, которая тоже ждала пересадки сердца. Отправляя Джоша к нам, вы рассказали мне не всю историю. Потом обнаруживается, что сердце было предназначено той пациентке.
— Оно не было предназначено ей. Эбби привезла вам заявление на целенаправленную передачу сердца.
— Заявление, добытое путем ухищрений.
Тарасов поправил очки и хмуро посмотрел на Эбби:
— Мистер Парр, президент вашей клиники, рассказал мне подробности. И адвокат мистера Восса — тоже.
Вивьен и Эбби переглянулись.
— Его адвокат? — переспросила Вивьен.
— Да. — Взгляд Тарасова переместился на его бывшую студентку. — Вы хотели, чтобы меня осудили?
— Я пыталась спасти Джоша.
— Вы утаили существенные сведения.
— Зато теперь Джош жив и идет на поправку.
— То, что сейчас скажу, я больше повторять не буду. Впредь никогда так не делайте.
Вивьен было собралась ответить, но ограничилась вежливым кивком. Вся ее поза свидетельствовала о чисто азиатском почтении к учителю: опущенные глаза, сдержанный поклон.
Однако Тарасов не купился на ее смирение. Он смотрел на Вивьен с легким раздражением. Потом вдруг рассмеялся и снова взялся за карточки.
— Мне надо было бы еще тогда выгнать вас из Гарварда. Не воспользовался шансом.
— Приготовились! К повороту! — крикнул Марк, толкая румпель.
Нос «Моего пристанища» повернулся по ветру. Паруса трещали, канаты лупили по палубе. Радж Мохандас поспешил к лебедке правого борта, чтобы развернуть кливер. Парус с громким хлопком принял в себя ветер. Яхта накренилась на правый борт. Из каюты внизу донеслось клацанье жестянок с прохладительными напитками.
— Эбби, к перилам с подветренной стороны! — распорядился Марк. — Марш на подветренную сторону.
Эбби переместилась на левый борт, где схватилась за спасательный трос, в очередной раз мысленно поклявшись больше никогда не ступать на борт яхты.
«Что делает с мужчинами парусное судно? — думала она. — Что с ними делает море? Почему они безостановочно кричат?»
Кричали все четверо: Марк, Мохандас, его восемнадцатилетний сын Хенк и Пит Джигли, ординатор третьего года. Они буквально орали. О парусах, которые требовалось натянуть, о спинакер-гиках и упущенных порывах ветра. И конечно же, они орали из-за «Красноглазки» Билла Арчера, которая упрямо нагоняла яхту Марка. Вдобавок они орали на Эбби. Ее роль в гонках определялась вежливым словом «балласт». Проще говоря, мертвый груз. Эту роль обычно исполняли мешки с песком. Эбби была живым, движущимся мешком. Мужчины кричали, и Эбби послушно перемещалась к противоположному борту, где ее в очередной раз выворачивало. Мужчины не страдали от качки. Они сновали по палубе в своих дорогих яхтенных ботинках и кричали:
— Почти у цели! Еще один галс. К повороту!
Мохандас и Джигли возобновили свои неистовые палубные танцы.
— Поворачиваем!
«Мое пристанище» снова поймала ветер и накренилась на левый борт. Эбби перебралась к правому. И опять скрипели паруса и хлестали канаты. Мохандас вращал рукоятку лебедки, и с каждым оборотом вздувались мышцы на его смуглой руке.
— Догоняют! — крикнул Хенк.
«Красноглазка» приблизилась к ним еще на полкорпуса. Ветер доносил крики Арчера. Как и Марк, он кричал на свою команду, требуя нагнать соперника.
«Мое пристанище» обогнула буй и двинулась по ветру. Джигли сражался со спинакер-гиком. Хенк сворачивал кливер.
Эбби перегнулась через борт. Ее опять тошнило.
— Черт! Они у нас на хвосте! — крикнул Марк. — Ставьте снова этот долбаный спинакер! Слышали? Шевелитесь! Живее!
Джигли с Хенком торопливо поставили спинакер. Послышался громогласный хлопок. Парус принял в себя ветер, и «Мое пристанище» рванула вперед.
