— Но смерть Кунстлера — не несчастный случай?
— Нет, — вздохнул Марк. — Ларри покончил с собой.
— Как ты думаешь, почему он это сделал?
— А почему Аарон это сделал? Почему вообще люди сводят счеты с жизнью? Мы можем назвать с десяток причин. Но по правде, Эбби, мы не знаем. Никогда не знаем. И никогда не понимаем. Мы смотрим на общую картину жизни и говорим: «Жизнь меняется к лучшему. Она всегда меняется к лучшему». Я не знаю, какая последняя капля толкнула Ларри на самоубийство. Но в целом причина мне понятна. Он перестал видеть картину целиком. Он утратил жизненную перспективу. Его горизонты сузились. Когда такое происходит, люди распадаются. Если человек перестает видеть будущее, он теряет все.
Марк глотнул вина. Потом еще. Эбби показалось, вино уже не доставляет ему прежнего удовольствия. И еда тоже.
Десерт они заказывать не стали. Из ресторана оба выходили молчаливыми и подавленными.
Марк вел машину, не обращая внимания на сгущающийся туман и зарядивший дождь. Поскрипывание стеклоочистителей заменяло им разговор.
«Когда такое происходит, люди распадаются. Если человек перестает видеть будущее, он теряет все».
Эбби вглядывалась в туман.
«Похоже, я приближаюсь к этой точке. Я перестаю видеть будущее. Я не знаю, что меня ждет в ближайшее время. И не только меня. Нас».
— Эбби, я хочу тебе кое-что показать, — вдруг сказал Марк. — Мне важно знать твое мнение. Возможно, ты назовешь меня сумасшедшим. Или моя идея тебя всерьез разозлит.
— Какая идея?
— Моя давнишняя мечта.
Они поехали на север от Бостона, через Ревер, Линн и Свомпскотт. Возле гавани Марблхед Марк остановил машину и сказал:
— Она здесь. В конце пирса.
«Она» была яхтой.
Эбби стояла на дощатом причале, дрожа от холода и совершенно не разделяя восторгов Марка. А он мерил пирс шагами, ходя взад-вперед вдоль яхты. В его голосе звучало радостное возбуждение. Он оживленно размахивал руками. И куда только делась усталость?
— Это яхта крейсерского класса. Длина палубы — сорок восемь футов. Полная экипировка. Все, что нам нужно. Новенькие паруса, самое современное навигационное оборудование. На ней почти не плавали. Эта малышка готова перенести нас, куда пожелаем. В Карибский бассейн. В Тихий океан. Эбби, ты только посмотри, какую свободу она нам обещает! — Марк стоял с поднятой рукой, словно салютовал яхте. — Абсолютная свобода! Понимаешь?
Она покачала головой:
— Не понимаю.
— На этой яхте мы умчимся от обыденности. На черта нам сдался Бостон? Что мы забыли в этой клинике? Мы купим яхту — и поминай как звали. Полный вперед!
— Куда?
— Куда угодно.
— Я не хочу плыть куда угодно.
— Нет причин оставаться здесь. Особенно сейчас.
— Есть. Во всяком случае, для меня, — сказала Эбби. — Я не могу сорваться с места и уплыть в неизвестность! Марк, мне осталось три года ординатуры. Я должна закончить ординатуру, иначе я никогда не стану хирургом.
— Посмотри на меня, Эбби. Я уже хирург. Я стал тем, кем ты хочешь стать. Или думаешь, что хочешь. И со своего уровня я тебе говорю: все это не стоит наших усилий.
— Я столько лет училась. Столько лет шла к своей цели. И я не хочу от нее отказываться.
— А как насчет меня?
Эбби смотрела на Марка и понимала: вся эта давнишняя мечта полностью ориентирована на него. Яхта. Бегство на свободу. Мужчина, решивший жениться, вдруг испытал неистовое желание вырваться из дома. Убежать от семейного очага, который собрался строить. Вряд ли он сознавал, что Эбби была просто одним из атрибутов его мечты.
— Я хочу купить эту яхту, — сказал Марк, его глаза лихорадочно блестели. — Я подал заявление на покупку, потому и приехал домой так поздно. Я встречался с брокером.
— Ты подал заявление, ничего мне не сказав? Даже не позвонил?
— Я понимаю, это звучит по-идиотски…
— Разве эта яхта нам по карману? Я по уши в долгах! Мне еще столько лет выплачивать студенческие займы. И ты, зная об этом, покупаешь яхту?
— Можем взять ипотеку. Это все равно что купить второй дом.
— Яхта не дом.
— Все равно это выгодное вложение денег.
— Я бы не согласилась вкладывать свои деньги в яхту.
— А я и не трогаю твои деньги.
Эбби попятилась.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Это же вообще не мои деньги.
— Эбби, — застонал Марк. — Эбби, ну что ты…
Снова пошел дождь. Струи ударяли ей по лицу, холодя кожу. Эбби вернулась в машину. Через некоторое время вернулся и Марк. Оба молчали. Единственным звуком был стук дождя по крыше.
— Я аннулирую заявление, — тихо сказал Марк.
— Я хочу совсем не этого.
— А чего ты хочешь?
— Я думала, между нами больше общего. Я имею в виду не деньги. Меня они не заботят. Но мне больно слышать, что ты считаешь их своими деньгами. Неужели у нас так и будет: твои деньги и мои деньги. Может, пригласим адвокатов и составим брачный контракт? Разделим мебель, а потом и детей.
— Ты не понимаешь…
В его голосе прозвучала странная, неожиданная интонация. Нота отчаяния. Марк завел двигатель. Половину обратной дороги они ехали молча. Потом Эбби сказала:
— Пожалуй, нам стоит еще раз серьезно обдумать нашу помолвку. Может, тебе вовсе и не хочется жениться.
— А тебе выходить замуж?
— Не знаю, — вздохнула Эбби. — Уже не знаю.
И это была правда. Она не знала.
ЖЕРТВЫ ТРАГЕДИИ — СЕМЬЯ ИЗ ТРЕХ ЧЕЛОВЕК
Пока семья доктора Алана Хеннесси мирно спала, коварный убийца неторопливо выходил из подвала, направляясь в их спальню. Это был не человек. Он не проник в дом снаружи. Из-за неисправности в системе отопления дом наполнился угарным газом, унесшим жизни тридцатичетырехлетнего Алана, его тридцатитрехлетней жены Гейл и их шестимесячной дочери Линды. Трагедия случилась в новогоднюю ночь. Тела обнаружили на следующий день друзья погибших, приглашенные на праздничный обед.
Эбби перемотала микрофишу, и на экране появились фотографии Хеннесси и его жены. У Алана было мясистое серьезное лицо. Жена улыбалась. Фотографии дочки газета не поместила. Вероятно, в редакции «Глоуб» решили, что все шестимесячные младенцы выглядят одинаково.
Потом она взяла другую микрофишу и прочла о трагедии, случившейся тремя с половиной годами ранее. Нужная Эбби заметка оказалась на первой странице раздела городских новостей.
ТЕЛО ПРОПАВШЕГО ВРАЧА ОБНАРУЖЕНО ВО ВНУТРЕННЕЙ ГАВАНИ
