Дело Арно безусловно доказывало это. И чуть не уничтожило этого большого умного человека, сидящего перед ним. Бро не знал, известна ли Гамашу эта история во всех подробностях. Вероятно, неизвестна.
Арман Гамаш говорил низким, приятным голосом. Бро отметил, что его темные волосы начинают седеть на висках, на макушке появилась лысина, но никаких попыток зачесать ее Гамаш не предпринимал. У него были густые темные усы, аккуратно подстриженные и тоже седеющие. Заботы избороздили его лицо, но не только заботы – и смешливость тоже. Его темно-карие глаза задумчиво смотрели на Бро над полукруглыми очками.
Бро было любопытно, как он выживает. Мир городской полиции Монреаля был жесток, но Бро знал, что обстановка в управлении Квебекской полиции еще круче. Потому что ставки там были выше. И тем не менее Гамаш сделал карьеру – возглавил самый знаменитый отдел в Квебекской полиции.
Но это, конечно, был его потолок. Даже Гамаш знал это. Однако в отличие от Марка Бро, который являл собой воплощенное честолюбие, Арман Гамаш, похоже, был удовлетворен, даже счастлив. Было время до дела Арно, когда Бро подозревал, что Гамаш простоват, что он поднялся не по уму высоко. Но теперь Бро так больше не считал. Теперь он знал, что кроется за этими добрыми глазами и спокойным лицом.
У него было очень странное ощущение тогда, будто Гамаш понимает все, что происходит и в его, Бро, голове, и в хитроумных умах чинов Квебекской полиции.
«Я предлагаю обменяться материалами нераскрытых дел, провести несколько дней за их изучением. Посмотреть, не удастся ли что-нибудь найти».
Бро глотнул коньяк, откинулся на спинку стула и задумался. Мысль была неплохая. Но необычная. И вероятно, могла вызвать недовольство, если кто-нибудь узнает. Он улыбнулся Гамашу и снова подался вперед: «А с чего это ты? Разве тебе и без того не хватает работы за год? Или ты хочешь убежать от семьи на Рождество?»
«Ну, ты же знаешь, если бы я этого хотел, то переехал бы к себе в кабинет и жил там на кофе из автомата. Своей жизни у меня нет, и семья меня презирает».
«Это я про тебя знаю, Арман. Собственно говоря, я тебя презираю».
«А я тебя».
Они обменялись улыбками.
«Я бы хотел, чтобы кто-то сделал это для меня, Марк. Все очень просто и основано на моем непроходимом эгоизме. Если бы меня убили, то мне хотелось бы думать, что дело не останется нераскрытым. Пусть кто-нибудь приложит дополнительные усилия. Разве я могу отказать в этом другим?»
Мысль была простая. И правильная.
Марк Бро пожал большую руку Гамаша: «Договорились, Арман».
«Договорились, Марк. И если что-нибудь случится с тобой, то дело не останется нераскрытым».
Это было сказано с чудесной простотой, и Бро удивился глубине смысла этих простых слов.
И вот уже несколько лет они встречались во второй день Рождества на парковке перед управлением Квебекской полиции и обменивались коробками. А потом Арман и Рейн-Мари открывали коробки и искали в них убийц.
– Вот что странно. – Рейн-Мари опустила папку и поймала взгляд мужа, который смотрел на нее. Она улыбнулась. – Этому делу всего несколько дней. Непонятно, почему оно попало в коробку.
– Рождественская суета. Кто-то, вероятно, ошибся. Дай-ка мне его – положу в исходящие.
Он протянул руку, но она уже опустила глаза и продолжила чтение. Через секунду он опустил руку.
– Извини, Арман. Просто я знала эту женщину.
– Не может быть. – Гамаш положил свою папку и подошел к Рейн-Мари. – Откуда? Что это за дело?
– Нет, она никакая не знакомая. Ты, вероятно, тоже знал ее. Бродяжка, что вечно болталась у автобусной остановки в Берри. Ну, ты знаешь, такая всепогодная, вся замотанная в несколько слоев лохмотьев. Она там сколько лет провела.
Гамаш кивнул:
– И все же пока это не может считаться нераскрытым делом. Ты говоришь, ее всего пару дней как убили?
– Двадцать второго. И вот что странно: она была не на остановке в Берри. Она была на Де-ла-Монтань, у «Ожильви». А это в десяти – пятнадцати кварталах от ее обычного места.
Гамаш вернулся на свое место и сел в ожидании, глядя, как читает Рейн-Мари. Несколько седых прядок выбились из прически. Ей было немного за пятьдесят, и она стала еще привлекательнее, чем когда они поженились. Косметикой она почти не пользовалась – ее устраивало лицо, подаренное ей природой.
Гамаш мог весь день просидеть, наблюдая за ней. Он иногда заезжал за ней на работу – в Национальную библиотеку, специально приезжал пораньше, чтобы видеть, как она работает с историческими документами, делает выписки, сидит с серьезными глазами, наклонив голову.
Потом она поднимала взгляд, замечала его, и ее лицо озарялось улыбкой.
– Ее нашли задушенной. – Рейн-Мари опустила папку. – Тут сказано, что ее звали Эль. Фамилии нет. Невероятно. Это оскорбительно. Не смогли узнать ее имя, а потому назвали просто – Она
[38]
.
– Узнать имя бывает нелегко, – сказал Гамаш.
– Поэтому, наверно, детсадовцев и не берут в детективы.
Он не мог не рассмеяться, услышав это.
– Да они даже и не попытались, Арман. Ты посмотри. – Рейн-Мари показала ему папку. – Тут и материалов-то никаких нет. Она была для них бродягой.
– Хочешь, чтобы я попробовал?
– А ты можешь? Хотя бы имя узнать.
Он нашел коробку с вещдоками по делу Эль, стоящую в ряд с другими вдоль стены его кабинета, надел перчатки, вытащил содержимое и разложил его на полу. Вскоре повсюду лежала грязная, полуистлевшая одежда, и кабинет наполнился запахом, который мог дать фору любому голубому сыру.
Старые газеты, помятые и грязные, лежали рядом с одеждой. Гамаш предполагал, что они понадобились бродяжке для утепления в суровую канадскую зиму. Он знал, что слова могут многое, но вот чтобы защищать от холода… Рейн-Мари присоединилась к нему, и они вместе принялись просматривать содержимое коробки.
– Похоже, она в буквальном смысле окружила себя словами, – сказала Рейн-Мари, увидев книгу. – Эти газеты для изоляции и даже книга.
Она открыла книгу наугад и принялась читать:
Моя мать давно умерла и покоится в другом городе,
но со мной так еще и не покончила.
– Позволь? – сказал Гамаш. Он взял книгу, посмотрел на обложку. – Я знаю автора. Встречался с ней. Это Рут Зардо.
Он прочитал название: «У меня все ОТЛИЧНО».
– Это та женщина из маленькой деревеньки, что тебе так понравилась? Одна из твоих любимых поэтов?
Гамаш кивнул и открыл книгу на первой странице:
– У меня этой нет. Вероятно, новая. Не думаю, что Эль ее читала.
