«Твое искусство – дилетантство и банальщина. Сама ты неудачница. У тебя нет ни голоса, ни мировоззрения, вообще ничего. Ты пустила свою жизнь коту под хвост».
Эти слова ударяли по Кларе, придавливали ее к земле, волокли к краю.
– Боже мой, – вот все, что она смогла произнести.
– Питер, пожалуйста, приготовьте чашечку чая. Горячего и сладкого, – обратился Гамаш к Питеру, которого взбесило, что он сам до этого не додумался, и который был благодарен за то, что ему нашлось какое-то занятие.
– Возвращайся в оперативный штаб и спроси у Лакост, какие у нее новости, – торопливо прошептал Гамаш Бовуару.
Потом снова занялся Кларой: провел ее в гостиную, еще раз выругав себя за то, что не отдал Бовуару видеокассету. Он надеялся, что не забудет ее здесь.
– Расскажите мне обо всем, – сказал он Кларе, когда они уселись в тепле у огня.
– Я увидела ее, перед тем как войти в «Ожильви». В тот вечер была презентация книги Рут. У меня настроение было неважное – все мои планы на жизнь и все такое…
Конец предложения повис в воздухе: Клара знала, что Гамаш поймет ее. Тот вечер снова разворачивался перед нею. Она снова уходила с презентации, покупала еду, шла к тому роковому эскалатору. Видела Си-Си на встречном.
«Твое искусство – дилетантство и банальщина».
Словно в полусне она вышла на холод, испытывая желание идти непонятно куда по улице, выть и рыдать, расталкивая всех радующихся празднику. Но вместо этого она склонилась над бродяжкой, над этой грудой вонючего дерьма и отчаяния, и встретила взгляд ее слезящихся глаз.
– «Я всегда любила твое искусство, Клара».
– Она так и сказала? – спросил Гамаш.
Клара кивнула.
– Вы ее знали?
– Никогда в жизни ее не видела.
– Но вы должны были ее знать, – сказал агент Лемье, впервые подав голос за все время разговора.
Эти слова непрошеными вырвались из его рта. Он замолчал и покосился на Гамаша в ожидании упрека. Но Гамаш посмотрел на него с любопытством и снова повернулся к Кларе.
Лемье с облегчением слушал продолжение разговора, но ему не сиделось на стуле. Весь этот разговор тревожил его.
– Как вы это объясняете? – спросил Гамаш, внимательно глядя на Клару.
– Я не могу это объяснить.
– Можете-можете, – подбодрил ее Гамаш. Он зондировал, пробовал, просил впустить его в ее внутренний мир. – Расскажите мне.
– Я думаю, она была Богом. Думала, что она Бог.
Клара пыталась взять себя в руки и сдержать рыдания.
Гамаш спокойно сидел и ждал. Он отвернулся, давая ей иллюзию уединения. Глядя на экран телевизора, он вдруг мысленным взором увидел остановленное изображение лодки. Нет, не лодки, а только ее носа. С резьбой. Морского змея. Змея. Нет. Птицы.
Орла.
Пронзительно клекочущего орла.
И Гамаш понял, почему Си-Си останавливала пленку на этом месте. Ему нужно успеть в оперативный штаб до отъезда Лакост. Часы на каминной полке показывали начало седьмого. Возможно, он уже опоздал. Он подал знак Лемье и шепнул ему несколько слов на ухо, после чего молодой агент быстро и тихо вышел из комнаты. Несколько секунд спустя Гамаш увидел, как тот спешит по подъездной дорожке, а потом выходит за калитку.
Гамаш опять обругал себя: забыл отдать Лемье видеокассету, чтобы тот положил ее в коробку с вещдоками. У него было неприятное предчувствие, что он уйдет, забыв кассету у Клары. Пришел Питер с чаем, и Клара немного встряхнулась.
– Я должен повторить свой вопрос, Клара. Вы уверены, что никогда прежде не видели Эль?
– Эль? Так ее звали?
– Так она названа в полицейском протоколе. Настоящего ее имени мы не знаем.
– После того вечера я много думала об этом. Мирна тоже меня спрашивала. Я не знала эту женщину. Уж вы мне поверьте.
Гамаш ей верил.
– Как она умерла? – спросила Клара. – От холода?
– Ее убили вскоре после вашего разговора с ней.
Глава двадцать девятая
Отправляясь в оперативный штаб, Арман Гамаш все же не забыл взять кассету с фильмом «Лев зимой». Он положил ее на стол и подошел к компьютеру Лакост, у которого столпились остальные. Увидев, что агент Николь сидит за своим столом, он махнул ей, чтобы тоже подошла.
– Лемье сообщил мне, что вам нужно, – сказала агент Лакост, бросив на Гамаша быстрый взгляд. – Посмотрите сюда.
Экран ее компьютера был разделен на две части, на которых Гамаш увидел почти одинаковые изображения. Стилизованная голова клекочущего орла.
– Вот это эмблема Алиеноры Аквитанской. – Лакост показала на изображение слева.
– А это? – Гамаш ткнул пальцем в другую половину экрана.
– А это логотип фирмы Си-Си. Он вроде бы есть на обложке ее книги. Тут все размыто. Разрешение не очень хорошее, но ясно видно, откуда что заимствовано.
– Вы были правы, – сказал Бовуар. – Си-Си останавливала пленку на семнадцатой минуте, чтобы получше разглядеть изображение на носу лодки. Видимо, она решила, что это эмблема Алиеноры, и захотела ее скопировать.
– Все сходится, – пробормотал Лемье.
– Как вам удалось обнаружить эту связь? – спросил Бовуар.
– У меня было незаслуженное преимущество, – признал Гамаш. – Лион показывал мне книгу Си-Си с этим логотипом. Забыть его невозможно.
«Это объясняет нелепый выбор злобного орла в качестве логотипа, – подумал он. – Она присвоила эмблему Алиеноры».
– Я должен показать вам кое-что.
Гамаш подошел к своей сумке и извлек из нее фотографии, сделанные Солом Петровым. Полицейские подтащили стулья к общему столу, а Гамаш разложил фотографии.
– Я понял, почему Си-Си ухватилась за стул, стоящий перед ней, – сказал он, кивая на фотографии. – Это все там есть.
Они стали разглядывать фотографии, и по прошествии минуты Гамаш сжалился над ними. Они все устали и проголодались, а агенту Лакост предстояла долгая поездка до Монреаля.
– Взгляните сюда. – Он постучал пальцем по одной из первых фотографий Си-Си на озере, где она наблюдает за игрой в кёрлинг. – Здесь стул вроде бы стоит нормально. Так?
Они кивнули.
– А теперь – сюда.
Он показал на один из последних снимков Си-Си.
– Господи! Это же очевидно. И как это я не заметил? – Бовуар оторвал взгляд от фотографии и удивленно посмотрел на Гамаша. – Его перекосило.
– И что? – спросила Лакост.
– Люди, которые были с ней знакомы, много раз повторяли, что у нее была такая мания – она постоянно поправляла предметы вокруг себя. Стул вроде этого, – Гамаш показал на наклоненный стул, одной стороной утонувший в снегу, – наверняка привлек бы ее внимание. Еще удивительно, что она так долго терпела.
