– Довольно хорошо, – говорю я. – Я с детства говорю на нескольких.
– Ладно, давай попробуем, – Фарук что-то произносит.
– Скажите, что это значит.
– Вот видишь? – говорит Амиша. – Прирожденному актеру необходимо это знать. Сомневаюсь, что Дирк когда-либо понимал, что говорит.
Фарук отмахивается от нее и поворачивается ко мне.
– Ты пытаешься помешать героине Амиши, Хире, выйти замуж вот за Билли, хотя на самом деле тебе нужны лишь фамильные бриллианты. Тут английский с вкраплениями хинди. В данном случае ты говоришь Хире, что знаешь, кто она такая и что ее имя переводится как «бриллиант». Я скажу, а ты повторишь, хорошо?
– Ладно.
– Main jaanta hoon tum kaun ho,
[64]
Гира Гопал. Ведь твое имя означает «бриллиант», верно? – говорит Фарук.
– Main jaanta hoon tum kaun ho, Гира Гопал. Ведь твое имя означает «бриллиант», верно? – повторяю я.
Они все смотрят на меня с раскрытыми ртами.
– Как ты это сделал? – спрашивает Амиша.
– Что «это»?
– Было реально похоже, что ты говоришь на хинди, – отвечает Билли.
– Не знаю. Я всегда легко языки схватывал.
– Нет, правда, невероятно, – Амиша смотрит на Фарука. – Даже сокращать реплики не придется.
Фарук тоже внимательно смотрит на меня.
– Снимать будем три дня, начиная со следующей недели. Здесь, в Мумбае. Тебе надо будет выучить свою роль. Попрошу кого-нибудь помочь тебе с произношением и переводом, но и английского там много. – Он поглаживает бородку. – Могу заплатить тридцать тысяч рупий.
Я пытаюсь пересчитать.
Фарук же думает, что я торгуюсь.
– Ладно, сорок.
– На сколько мне придется остаться?
– Съемка начинается в понедельник, должна продлиться три дня, – говорит Фарук.
В понедельник у меня самолет в Амстердам. Хочу ли я задерживаться на три дня? Фарук продолжает.
– Мы поселим тебя в отеле с главными актерами. На Джуху-бич.
– Там очень красиво, – добавляет Билли.
– Мне улетать в понедельник. Билеты куплены.
– А поменять нельзя? – спрашивает Фарук.
Уверен, что Мукеш сможет это сделать. Если меня поселят в отеле, можно будет не возвращаться в «Бомбей Роял».
– Пятьдесят тысяч, – говорит Фарук. – Но это мое последнее предложение.
– Мистер де Рюйтер, это больше тысячи долларов, – говорит мне Амиша с хриплым смешком и выпускает облако сигаретного дыма. – Я думаю, что предложение слишком интересное, чтобы отказываться.
Двадцать восемь
Меня немедленно переселяют в роскошный отель на Джуху-бич. Первым делом я принимаю душ, потом заряжаю телефон, который уже целые сутки отключен. Я даже немного жду сообщения или пропущенного звонка от Яэль, но их нет. Думаю, сказать ли ей, что я задерживаюсь, но после нашего последнего разговора, вообще после прошедших трех недель, трех лет, мне кажется, что она не имеет права все это знать. Я вместо этого пишу Мукешу, прошу перенести вылет еще на три дня.
Он сразу же перезванивает.
– Ты решил задержаться у нас! – Он очень рад.
– Всего на несколько дней. – Я рассказываю, что я пошел сниматься в массовке, а меня перевели на роль посерьезнее.
– О, восхитительно! – говорит Мукеш. – Мамочка, наверное, в восторге.
– Мамочка вообще-то не знает.
– Не знает?
– Мы не виделись. Я жил в районе студии, а теперь меня переселили в отель на Джуху-бич.
– Джуху-бич – богатое место, – комментирует Мукеш. – Но ты что, не видел мамочку с тех пор, как вернулся с Раджастхана? Я думал, что она встретила тебя в аэропорту.
– Планы поменялись.
– А, ясно. – Пауза. – А когда хочешь лететь обратно?
– Съемки должны начаться в понедельник, затянутся на три дня.
– Думаю, для уверенности лучше удвоить срок, – говорит Мукеш. – Посмотрю, что можно сделать.
Мы прощаемся, я беру свою часть сценария. Фарук подписал над репликами на хинди английский перевод, а кто-то надиктовал мои реплики на пленку. Весь день я учу.
Закончив, я начинаю ходить по комнате. Номер современный, дорогой, с ванной и душем и широкой двуспальной кроватью. Я сто лет не спал в такой красоте; тут слишком тихо, слишком аккуратно. Я сажусь на кровать и начинаю смотреть телевизор на хинди, просто чтобы не чувствовать себя одиноко. Потом заказываю ужин в номер. Ложусь, но не могу заснуть. Кровать слишком большая, слишком мягкая, а я столько лет спал в поездах, машинах, на двухъярусных кроватях, диванчиках, раскладушках, на тесной кровати с Аной Лусией. Я был как человек, потерпевший крушение, которого спасли и вернули в цивилизацию, но спать он теперь может только на полу.
В пятницу я просыпаюсь и снова повторяю роль. До съемок еще три дня, и они кажутся мне бесконечными, как серо-голубое море, вид на которое открывается из моего окна. Когда звонит телефон, мне становится даже стыдно, насколько он меня радует.
– Уиллем, это Мукеш. У меня новости.
– Отлично.
– Теперь ты сможешь улететь только в апреле. – Он называет какие-то даты.
– Что? Почему так не скоро?
– Что я могу сказать? Все уже распродано. Пасха.
Пасха? В стране индуистов и мусульман? Я вздыхаю.
– Точно ничего раньше нет? Я могу заплатить побольше.
– Ничего не поделаешь. Я сделал все, что мог, – в последних словах звучит обида.
– А если новый билет купить?
– Уиллем, речь идет всего о нескольких неделях, сейчас все дорого, да и распродано. – Он как будто меня отчитывает. – Всего несколько лишних дней.
– Но ты можешь продолжать смотреть? Вдруг появятся места?
– Конечно! Буду.
Я вешаю трубку, стараясь не впасть в отчаяние. Я думал, что из-за фильма задержусь на несколько дней и проведу все это время в отеле, но теперь я застрял здесь. Я напоминаю себе, что после съемок мне необязательно оставаться в Мумбае. Нэш, Таша и Джулз собирались на Гоа, если наскребут денег. Может, поеду с ними. Может, даже заплачу за всех.
Я пишу Джулз: «Гоа еще в планах?»
Она отвечает: «Да, если я Н&Т не убью. Вчера было невыносимо громко. Дезертир, бросил меня».
Я осматриваюсь вокруг, у меня прошлой ночью было невыносимо тихо. Я фотографирую вид с балкона и посылаю Джулз. «Тут тихо. Места на двоих хватит, если хочешь, тоже дезертируй».
