– Не знаешь, что она могла сделать с этим письмом? – У меня участилось сердцебиение, как после пробежки, и я чувствую, что задыхаюсь, но заставляю себя делать вид, что мне самому интересно не больше, чем Бекс, поскольку боюсь, если она поймет, как это письмо для меня важно, то ничего не скажет.
– Может, переслала на баржу.
– Баржу?
– На которой ты раньше жил.
– Откуда у нее такая информация?
– Боже мой, Уилс, я откуда знаю? Может, ты кому-то об этом сказал. Ты ведь со всеми около года прожил.
Я только одному человеку рассказывал о барже. Скеву. Он собирался в Амстердам и спрашивал у меня, не подкину ли я местечко, где можно остановиться задаром. Я дал адреса нескольких сквотов и сказал, что если ключ на месте, и если в хаусботе еще никого нет, то можно потусить там.
– Да, но я же на ней уже несколько лет не живу.
– Там однозначно ничего важного нет, – говорит Бекс, – иначе автор письма знал бы, где тебя искать.
Бекс ошибается, но в то же время она права. Лулу следовало бы знать, где меня искать. Но тут я себя одергиваю. Лулу. Сколько уже времени прошло? Скорее, письмо из налоговой.
– О чем шла речь? – интересуется Макс, когда мы расстаемся с Бекс и Матиасом.
Я качаю головой.
– Сам точно не знаю. – Я смотрю на противоположную сторону площади. – Мне надо бы зайти в интернет-кафе на минутку. Ты не против?
– Хорошо, – соглашается она. – Я выпью кофе.
Я захожу в старый почтовый ящик. Там один спам. Я добираюсь до весны, когда был этот вирус, а там пробел. За четыре недели письма исчезли. Я проверяю мусорную корзину. Там тоже ничего. Прежде чем выйти, я по привычке пролистываю вниз, до писем от Брама и Сабы, и радуюсь тому, что они еще на месте. Завтра я их распечатаю и перешлю на другой адрес. А пока просто меняю настройки, чтобы отсюда вся почта шла на новый имейл.
Я проверяю и его, хотя Тор не могла о нем знать, я его почти никому не давал. Я смотрю во входящих, в спаме. Ничего.
Я пишу пару строк Скеву, прошу его мне позвонить и самой Тор, спрашиваю про письмо, что там было, куда она его переслала. Но я ее знаю, до осени на ответ рассчитывать смысла нет. К тому времени со дня нашего с Лулу знакомства будет уже больше года. Любой нормальный человек понимает, что прошло уже слишком много времени. Даже в тот первый день, когда я очнулся в больнице, мне казалось, что уже слишком поздно. Но я все равно искал.
И все еще ищу.
Сорок
Техническая репетиция – настоящий ад. Помимо того что в новой обстановке забывается текст, на сцене амфитеатра требуется менять расстановку и заново все учить. Я весь день стою за спиной у Йеруна, Макс – за спиной Марины, а они неловко продираются сквозь различные сцены. Мы снова становимся их тенями. Хотя сегодня никто не отбрасывает теней, потому что солнца нет, непрестанно моросит дождь, и настроение у всех тухлое. Йерун даже не прикидывается больным.
– Интересно, кому же принадлежит эта гениальная идея, – бурчит Макс, – ставить сраного Шекспира на открытом воздухе. Да еще и в Голландии, где английский даже за язык не считают и все время льет дождь.
– Ты забываешь, что голландцы – извечные оптимисты, – отвечаю я.
– Правда? – удивляется она. – Я думала, что они извечные прагматики.
Не знаю. Может, я оптимист. Когда я вернулся вчера из «Парадизо», проверил почту, сегодня утром перед выходом тоже. Мне пришло сообщение от Яэль, Хенк переслал анекдот плюс кучка обычного спама, но от Скева и Тор ничего нет. А чего, интересно, я ждал?
Я даже не знаю, по какому поводу мой оптимизм. Если то письмо от нее, кто сказал, что она издалека не посылает меня еще дальше? Имеет на это полное право.
Во время перерыва на обед я проверяю телефон. Брудье пишет, что они отправляются вплавь на каком-то деревянном паруснике, так что на несколько дней он будет лишен права переписки, но в Амстердам возвращается уже на следующей неделе. И Даниэль сообщает, что благополучно добрался до Бразилии, заодно и прикрепил фотку живота Фабиолы. Я даю себе слово завтра же купить телефон, который принимает фотографии.
Петра запрещает приносить мобильники на репетиции. Но пока она разговаривает с Йеруном, я ставлю его на режим «вибро» и прячу в карман. Я и впрямь оптимист.
В районе пяти у дождя передышка, и Линус возобновляет репетицию. У нас проблемы со световыми сигналами – их не видно. Спектакль будет начинаться уже в сумерках и идти до темноты, так что во второй половине на сцене включится освещение. Поэтому завтра репетиция пройдет с двух до полуночи, чтобы убедиться, что со светом во второй части все будет нормально.
В шесть часов телефон начинает вибрировать. Я вытаскиваю его из кармана. Макс смотрит на меня выпученными глазами.
– Прикрой меня, – шепчу я и вылетаю за кулисы.
Это Скев.
– Привет, спасибо, что перезвонил, – шепчу я.
– Ты где? – спрашивает он так же тихо.
– В Амстердаме. А ты?
– Вернулся в Брайтон. Почему ты шепотом разговариваешь?
– Я на репетиции.
– Чего?
– Шекспира.
– В Амстердаме. Да это ж круто! А я это дерьмо забросил. В «Старбаксе» теперь работаю.
– Черт, жаль.
– Да не, чувак, все прекрасно.
– Скев, слушай, я долго говорить не могу, я просто на Бекс наткнулся.
– Бекс. – Он присвистывает. – Ну и как эта милашка?
– Как всегда, с жонглером каким-то болтается. Она рассказала, что Тор пыталась мне письмо передать. Некоторое время назад.
Пауза.
– Виктория. Ну, чувак. Она тоже ничего.
– Знаю.
– Я спросил у нее, не возьмет ли она меня обратно, но она отказала. И ведь всего один раз. Вне сезона. Не сри там, где ешь.
– Знаю, знаю. Так насчет письма…
– Чувак, я не в курсе.
– Эх.
– Виктория отказалась мне что-либо говорить. Сказала, что это личное. Ты же ее знаешь. – Он вздыхает. – Я сказал ей, чтобы она тебе его переслала. Дал адрес баржи. Я правда, не знал, ходит ли туда почта.
– Ходит. Ходила.
– Значит, оно до тебя добралось?
– Нет, Скев. Я потому и спрашиваю.
– Но оно должно быть на барже, чувак.
– Мы же там больше не живем. Уже какое-то время.
– Черт. Я и забыл, что там никого. Извини.
– Да не беспокойся, дружище.
– Ну, ни пуха тебе с этим Шекспиром.
– Да, тебе тоже… с капучино и всем остальным.
