– Не полетишь? – В ее голосе слышатся любопытство и разочарование.
– Мне там не место.
– Тебе место там, где я.
Я рад это слышать спустя столько времени. Но я в это не верю. Мне приятно, что у нее новый дом в Индии, но мне там делать нечего.
В бой и домой.
– Мам, я буду играть, – говорю я. И чувствую, что это правда. Эта мысль, этот план полностью сложился в моей голове со вчерашнего вечера, а может, и намного раньше. Мне срочно нужно увидеть Кейт, она на вечеринке так и не объявилась. Этой возможности ускользнуть я ей не дам. Это то, что мне нужно. – Я буду играть, – повторяю я. – Потому что я актер.
Яэль смеется.
– Разумеется. Это у тебя в крови. Ты как Ольга.
Я сразу же узнаю это имя.
– Ты про Ольгу Сабо?
Пауза. Я слышу, как линия трещит от удивления.
– Тебе Саба рассказывал?
– Нет. Я нашел фотографии. На чердаке. Хотел спросить, но забыл, был очень занят… Да и мы никогда ничего подобного не обсуждали.
– Да, похоже, правда.
– Кто она такая? Подружка Сабы?
– Его сестра. – Я должен бы удивиться, но не удивляюсь. Вообще. Просто как кусочки пазла встают на свои места.
– Она была бы твоей двоюродной бабушкой, – продолжает Яэль. – Саба всегда говорил, что Ольга просто поразительно играла. Должна была поехать в Голливуд. Но началась война, она не выжила.
Не выжила. Один только Саба.
– А Сабо – это псевдоним?
– Нет, у Сабы была такая же фамилия, но он изменил ее перед иммиграцией в Израиль, чтобы она стала похожа на еврейскую. Так многие европейцы делали.
Наверное, чтобы отстраниться. Я понимаю. Хотя у него не вышло. Все эти немые фильмы, на которые мы ходили. Все эти призраки, которых он старался не подпускать к себе близко, но и не отогнать слишком далеко.
Ольга Сабо, моя двоюродная бабушка. Сестра моего деда, Оскара Сабо, ставшего Оскаром Шило, отцом Яэль Шило, жены Брама де Рюйтера, брата Даниэля де Рюйтера, который вскоре станет отцом Абрао де Рюйтера.
Моя семья снова растет.
Пятьдесят один
Я выхожу из своей комнаты и вижу, что Брудье с Хенком только что проснулись и осматривают окружающий бардак с видом генералов, проигравших крупное сражение.
Брудье поворачивается ко мне с кривой виноватой миной на лице.
– Прости. Я потом могу убрать. Но мы обещали в десять встретиться с Вау, помочь ему переехать. И уже опоздали.
– Кажется, я сейчас сблюю, – объявляет Хенк.
Брудье берет пивную бутылку, на две трети забитую окурками.
– Сблюешь потом, – говорит он. – Мы Вау пообещали. – И смотрит на меня. – И Вилли. Я попозже уберу. В том числе и блевоту Хенка, которую он пока подержит внутри.
– Не беспокойся, – отвечаю я. – Я уберу. Разберусь!
– Нечего этому так радоваться, – говорит Хенк, морщась, и кладет пальцы на виски.
Я беру ключи.
– Извини, – говорю я, хотя мне совсем не стыдно. Я иду к двери.
– Ты куда? – спрашивает Брудье.
– Возьмусь за руль!
* * *
Я спускаюсь и снимаю замок с велосипеда, и тут звонит телефон. Это она. Кейт.
– Я тебе уже час пытаюсь дозвониться, – говорю я. – Я собираюсь к тебе в отель.
– В отель, значит? – Я слышу, что она улыбается.
– Я боялся, что ты уедешь. У меня к тебе предложение.
– Предложения лучше делать лично. Но сиди на месте, я вообще-то еду к тебе. Потому и звоню. Ты дома?
Я вспоминаю квартиру, Брудье с Хенком в трусах, страшный бардак. Солнце светит по-настоящему ярко – впервые за несколько дней. Я предлагаю ей вместо этого встретиться в Сарпатипарке.
– Это через дорогу. Где ты вчера меня нашла, – напоминаю я.
– Уиллем, предложение дешевеет, перемещаясь из отеля в парк? – подшучивает она. – И не знаю, это лесть или оскорбление?
– Да я тоже.
Я тут же иду в парк, сажусь на одну из скамеек возле песочницы и жду. Мальчик с девочкой обсуждают будущую крепость.
– Можно, там будет сто башенок? – спрашивает мальчик.
– Думаю, лучше двадцать, – отвечает девочка.
– Мы будем жить там вечно? – добавляет он.
Девочка смотрит на небо.
– Пока дождь не пойдет.
Когда появляется Кейт, многое уже сделано – готов ров и две башенки.
– Извини, что так долго. – Она совсем запыхалась. – Я заблудилась. В вашем городе все дороги идут по кругу.
Я начинаю объяснять про концентрические каналы, про то, что Сентюурбан опоясывает город, как ремень. Она отмахивается.
– Забей. Я безнадежна, – и садится рядом со мной. – Есть новости от фрау Директор?
– Тишина.
– Звучит угрожающе.
Я пожимаю плечами.
– Может. Но я тут уже ничего поделать не могу. У меня все равно новый план.
– А. – Большие зеленые глаза Кейт распахиваются еще шире. – Да?
– Да. С ним и связано мое предложение.
– Красти насталяются.
– Что?
Она качает головой.
– Забудь, – скрестив ноги, Кейт наклоняется ко мне. – Я готова. Делай.
Я беру ее за руку.
– Я хочу взять тебя. – Я выдерживаю паузу. – В режиссеры.
– А это не все равно, что за руку здороваться после секса? – спрашивает она.
– Все, что было вчера, – начинаю я, – это благодаря тебе. И теперь я хочу с тобой работать. Хочу переехать и учиться в «Гвалте».
Кейт щурит глаза в улыбке.
– А откуда ты знаешь, что у нас есть образовательные программы? – тянет она.
– Я как-то раз зашел на ваш сайт, ну, или раз сто. Я так понял, что в основном вы берете американцев, но я с детства говорю по-английски и играю на нем. Сны у меня почти все на английском. Я хочу играть Шекспира. По-английски. Хочу этим заниматься. Вместе с тобой.
Кейт больше не улыбается.
– Это будет не как вчера – в роли Орландо на большой сцене. Наши подмастерья чего только не делают. И декорации ставят. И работу техников выполняют. И учатся. Играют в ансамбле. Я не говорю, что важных ролей ты никогда не получишь – этого я не исключаю, после вчерашнего-то. Но не сразу. Еще будут вопросы с визой, с профсоюзом, так что не жди, что сразу в свет софитов попадешь. Я сказала Дэвиду, что вам надо познакомиться.
