Фиона прикусила губу:
— Я вам не верю!
— Видите ли, все изменилось. Когда вы поселились в Данкаррике, вас считали замужней женщиной, вдовой. Ни у кого не было оснований подвергать сомнению ваши права на ребенка. Теперь же на то есть веские причины.
— Нет. Кроме меня, он не знает другой матери!
Решив сменить подход, Ратлидж спросил:
— Это вы написали мистеру Эллиоту? Анонимное письмо, отправленное из Глазго?
Оливер за его спиной вздрогнул. Ратлидж понял, что такой вопрос не приходил инспектору в голову.
Если у Ратлиджа еще и оставались сомнения, их развеяло ошеломленное лицо Фионы Макдоналд.
— Нет! — В ее голосе угадывалась настоящая страсть, а не просто уверенность. Почему? Она продолжала, словно устыдившись своей вспышки: — В том письме меня обвиняли в преступлении!
— Возможно, вы поняли, что анонимные письма приносят свои плоды, и захотели защититься.
— В таком случае я поступила бы умнее! Я бы… Я никак не могла… То письмо… иногда оно снится мне по ночам. Оно меня пугает. Мне показали его — почерк незнакомый. Я спрашивала мистера Эллиота, знает ли он, кто прислал ему письмо, но он уверяет, что нет. Он велел мне положиться на милосердие суда и спасти свою бессмертную душу. Я спрашивала у полицейских, нашли ли они отправителя, и мне сказали, что им не обязательно его искать. А ведь автор письма значит для них так же много, как и для меня!
— Как по-вашему, могла его написать Элинор Грей? Из лучших побуждений, не представляя, что из всего получится?
Ратлиджу показалось, что имя Элинор Грей ничего не говорит Фионе.
— С какой стати постороннему человеку защищать меня? Никаких Греев я не знаю. И определенно не знаю никакой Элинор Грей. Спрашивайте ее, а не меня.
Ратлидж замялся. У него так болела голова, что он едва мог дышать, не то что здраво мыслить.
— У нас есть веские основания полагать, что ребенка, которого вы воспитываете и называете своим сыном, родила Элинор Грей.
На лице Фионы промелькнула тень, но исчезла так быстро, что Ратлидж не был уверен в том, что именно он увидел. Она пыталась улыбнуться? Нет, что-то другое.
— Чего вы от меня хотите? Лжи? Я не знаю женщину, о которой вы говорите.
— Может быть, вы не знали, как ее зовут. Может быть, она умерла в результате несчастного случая? Например, после болезни… или родов?
Фиона печально улыбнулась:
— Если ваша Элинор Грей умерла, как могла она написать мистеру Эллиоту… или другим?
Туше!
— У Греев есть деньги. Они способны дать мальчику больше, чем вы. Наверное, нам удастся договориться, что бы вы виделись с ним. Вы не совсем оторветесь от него… В переполненном сиротском приюте он не получит той любви и заботы, которые ему нужны. Неужели вам безразлично, что с ним будет?
— Инспектор, его судьба мне небезразлична, — устало ответила Фиона, — но не настолько, чтобы я вас обманывала. Я не знакома с Элинор Грей. Я ничего не знаю о том, где и когда она могла умереть, не могу сказать вам, рожала ли она ребенка. И ее родственникам я ничем не могу помочь, кроме правды. Я говорю правду! — В ее голосе слышалось разочарование. — Вот что, значит, вам нужно… Вы из-за этого приехали сюда? Вам нужно как-то утешить родственников, чья дочь попала в беду? У меня тоже горе, но мне никто не рассказывает о сыне… Я не знаю, здоров он или болен, помнит меня или его заставили обо мне забыть. — Казалось, она вот-вот расплачется, но она сдержалась и взяла себя в руки. Ратлидж заметил в ее глазах слезы.
— Мальчик здоров, — ответил Ратлидж, не обращая внимания на протестующие жесты Оливера. Она имеет право знать. Возможно, она и убийца, но…
Он замер.
Ратлидж не помнил, как вернулся в отель и взял ключ от комнаты.
Девушка-портье сдержала слово и подобрала ему хороший номер. Кремовые стены и белые кружевные занавески оттенялись постельным бельем цвета морской волны, узорчатым ковром и креслами в цветочек. В синей вазе с кремовым ободком стояли искусственные цветы, на единственной лампе, на угловом столике, был кремовый абажур с синей каймой. Правда, Ратлидж почти ничего не замечал. Оба окна в номере выходили на центральную площадь, где мостовая блестела от дождя и витрины отбрасывали веселые разноцветные пятна на лужи.
Он лежал на кровати, глядя в потолок, и вспоминал, что он говорил Фионе Макдоналд и как она ему отвечала. Разум отказывался давать ему то, чего он хотел, а в подсознании бушевал Хэмиш. Его голос казался громче, чем голоса людей внизу, на площади, шорох колес и бой часов на колокольне.
* * *
На следующее утро, придя в полицейский участок, Ратлидж застал там одного констебля Прингла, рыжего и румяного, с лицом, почти сплошь покрытым веснушками. После того как Ратлидж назвался, констебль встал и официально представился.
— Инспектора Оливера сейчас нет…
— Я зашел всего на пять минут. Мы с Оливером вчера допрашивали заключенную. Вечером я перечитывал свои записи, и у меня появилась еще пара вопросов.
— Я не могу покинуть свой пост, — нерешительно ответил констебль.
— И не надо. Я сам найду дорогу.
Прингл взял с полки связку ключей.
— Вот этот. — Он передал Ратлиджу всю связку, выделив ключ посередине.
— Спасибо.
Хэмиш зловеще молчал, нависая над Ратлиджем как темная грозовая туча. Ратлидж шел по коридору в камеру, где содержали Фиону Макдоналд. Рядом с ее дверью пол в коридоре мыла толстуха в синей форме, лицо у нее раскраснелось от напряжения. Она посторонилась, пропуская Ратлиджа, и вернулась к работе, когда он вставил ключ в замок.
Он заметил, что руки у него дрожат.
Фиона встала ему навстречу с встревоженным видом.
— Инспектор… — осторожно сказала она.
— Вчера вечером… — начал он и тут же перестал притворяться, будто читает заметки. Вместо этого он сказал: — Я пришел, чтобы кое-что прояснить. Если хотите, мы пригласим вашего адвоката.
— Мистера Армстронга я боюсь даже больше, чем вас, — призналась Фиона. — Он так смотрит на меня, что я чувствую себя… нечистой. По-моему, он презирает женщин. По его мнению, нам, женщинам, нельзя доверять… и лучше бы мы вообще не рождались на свет. — Она попробовала улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
После короткой паузы она пытливо посмотрела на него. Ратлидж задумался. Что она прочла у него на лице? Но знать ответ на свой вопрос он не хотел.
— Вы сами попросились вести мое дело? — спросила она как будто против воли.
— Нет. Я приехал в Шотландию на розыск пропавшей без вести мисс Грей. До тех пор, пока я не вошел сюда… — Он осекся. В ее лице что-то изменилось. Она напряглась, как будто хотела оградить себя от боли. Может быть, вчера, услышав от Оливера его фамилию, она понадеялась — он приехал ей помочь? Каким-то образом он узнал, что ее обвиняют в убийстве, и считает своим долгом заняться ее делом…
