– Его. – Кивок маски в сторону кубинца, и послушные белозерцы уже спешно отвязывают моего брата, и волокут к стоящей за воротами машине.
– В расчете? – вскидывает бровь Бекетов.
– В расчете, – соглашается визитер. – Следующую партию получишь послезавтра, так что пиши отчеты. Пиши…
Когда завывания мотора утонули в морозной ночной тишине, Бекетов оторвал взгляд от ворот, и очень серьезно заявил:
– Ты меня благодарить должна. Можешь не верить, но лично я предпочел бы оказаться на твоем месте, нежели на месте того парня. Не знаю, кто он тебе… Спокойной ночи, Кали.
Этими словами Великий Кеша закончил аудиенцию и, шаркая по снегу, отчалил в свой рай. Девицы потянулись за ним, изредка оглядываясь, и посылая мне многозначительные взгляды. Смотрите-смотрите, от меня не убудет. В отличие от вас, я пока – в полном порядке.
Кроме меня в полном порядке оказался также дверной замок, что он и доказал, с лязгом защелкнувшись за последним шмыгнувшим в «Нирвану» братом. Оставшись одни, мы с Павлом уставились друг на друга и долго молчали, не зная с чего начать наш последний разговор. Время шло, я уже почти не дрожала в объятьях налетающего с реки ветра. Декабрьский холод давно миновал первый рубеж, и вовсю хозяйничал под кожей, проникая с каждой минутой все глубже. Так, что тело свое я почти не ощущала. Совсем. Только от босых ступней поднималась судорожная боль, доказывающая, что меня еще не превратили в ледышку.
– Как ты меня нашел? – наконец выдавила я, виновато улыбнувшись.
– Долгая история. – Мой несостоявшийся спаситель улыбнулся в ответ.
– Рассказывай. – Я подозрительно шмыгнула носом, но виной всему была вода, попавшая туда по милости Великого Кеши. – Как раз успеешь уложиться.
– Ладно, слушай… Вернулся я от батиных друзей, и два часа проторчал на лестнице у запертой квартиры. На звонки твой мобильник отвечал, что недоступен. Потом я поехал в больницу к Валерию Павловичу, думал, может ты туда зарулила, но к началу военных действий опоздал.
– Каких военных действий?
– Самых настоящих. С боями и потерями. Оказывается, твой олигарх Крешин не придумал ничего лучше, как завалиться в больницу к Валерию Павловичу с извинениями. Я, мол, не я, и лошадь не моя. Вашего сына пальцем не трогал. После чего нечаянно скатился с лестницы.
– Что?! – задохнулась я. – Папа его с лестницы столкнул?
– В том то и дело, что нет, – досадливо хмыкнул Павел. – Крешина его же собственный телохранитель спихнул. Да так, что босс головой все ступеньки сосчитал.
И если бы не глупость твоего родителя, быть комбинату без директора… Я так и не понял: на кой он его спасал?.. Короче, приезжаю я в больницу, и узнаю, что тебя там нет. И никто не знает, где ты. А так как ничего хорошего от жизни не жду, то иду прямо в палату к этому Крешину, чтобы вытрясти из него, куда он тебя упрятал.
– Он меня не прятал…
– Очень верное замечание. – Павел попытался пошевелить затекшими плечами, и хоть немного разогнать остывающую на морозе кровь. – Но тогда я об этом не догадывался. Короче, иду я в палату к твоему ухажеру, укладываю его секьюрити в аккуратный штабель, захожу и спрашиваю: куда он тебя дел? Вежливо так спрашиваю. И он бы мне все сказал. Даже то, что не знал, все равно сказал бы. Но твоя дорогая Наташка мне все карты спутала. Залетела в палату как ястреб, чуть ли не собой твоего разлюбезного Крешина закрыла. Ну, чисто наседка над яйцами. Потом врачи набежали, и весь допрос мне испортили. Правда, кое-что я все-таки понял.
– И что же ты понял, догадливый мой? – спросила я только для того, чтобы не разучиться говорить.
– Что он о твоем исчезновении узнал только от меня, – не обратив внимания на колкость, очень серьезно ответил Павел. – А когда узнал – испугался. Нет, я, конечно, приложил руку к тому, чтобы он испугался, но дело не только в этом. За тебя он испугался больше, чем за себя. Что-то он знал или догадывался. Может быть, про этого самого Кешу…
– Не представляю, что они как-то связаны. – Я еще раз подозрительно шмыгнула носом, и виновата в этом была уже не вода. «Так и простыть недолго», – лениво подумалось мне, как будто мысли тоже потихоньку замерзали на леденящем тело и душу ветру. Простыть! Ха! Я даже рассмеялась такому абсурду, вызвав у обеспокоенного моим психическим здоровьем Павла закономерный вопрос:
– С тобой все нормально?
– Нормально, – отсмеявшись, успокоила я его, хотя и сама не могла понять – что может быть нормального в моем нынешнем положении. – Так как ты меня все-таки нашел?
– С помощью карт.
– ?!
– Когда мы с твоей мамой вернулись в квартиру, она себя как-то странно повела. Вошла в комнату, вышла, по коридору заметалась. Я интересуюсь: в чем дело? Не отвечает. Пришлось применить сто сорок третий метод допроса свидетелей.
– Какой? – ноги у меня подкосились, и не будь врезавшихся в тело веревок – сидеть мне на снегу, и испуганно хлопать глазами.
– Да что ты из меня монстра какого-то делаешь! – возмутился Павел. – В моей классификации этот способ означает элементарное спаивание. Полбутылки коньяка, и твоя мама поверила в то, что я ей поверю, и все рассказала. Про то, как гадала. И что выпало. И что ты читала расклад, потому что карты лежат не так, как она их оставила. Вот и все. А кто такой король с четырьмя дамами – и козе понятно.
– Ты же в это не веришь, – только и могла прошептать я.
– Чтобы тебя найти, я и в черта с рогами готов был поверить. Взял такси, и сюда на разведку. И едва не чокнулся, когда в свете фар увидел на дороге бегущую Эльку.
– Эльку! – радостно возопила я.
– Тише! – Павел сделал зверское лицо. – Не думаю, что об этом надо информировать нашего гостеприимного хозяина. Жаль, что я ему шею не свернул. Хитрая сволочь держалась от меня подальше. Короче, Эля уже дома. Я ее на этом такси и отправил, а сам пешком сюда. Когда слышал подъезжающую машину, прятался за деревьями. Подошел к воротам – открыты. Наверное, ждали, когда машины вернутся. Захожу, и вижу, как какой-то придурок в красной рясе стоит на крыльце и курит. А под мышкой маску держит. И что характерно – дверь позади него тоже открыта. Увидел меня, и обалдел слегка. И этого обалдения мне как раз хватило, чтобы успеть ему рот заткнуть. А дальше – еще проще. Затащил парня в комнатушку, и вырубил надолго. А надо было навсегда… Не пожалей я его, мы бы с тобой здесь сейчас не стояли…
– Не кори себя, не надо, – я вдруг почувствовала необходимость снова положить руку на его запястье. Не знаю, успокоил бы его этот жест, но мне он наверняка придал бы душевных сил, стремительно тающих под натиском холода. Тающих под натиском холода… Вот так завернула! Похоже, у меня начинается предсмертный бред. Мама дорогая, мамочка любимая, до чего же умирать не хочется!
– Какая ты красивая, – ни с того ни с сего прошептал Павел.
– Как думаешь, куда повезли Хуана? И кто? – ответила я.
